Одержимый   ::   Санин Владимир Маркович

А сколько это: двадцать, тридцать тонн? «Вязьма» набрала чуть за тридцать, и нас едва не перевернуло, на правом борту лежали… Предельное — это сколько?

Все притихли, неженатый рулевой матрос Перышкин попал в самую точку.

— Вопрос правильный, — сказал Чернышёв. — Я тебе так отвечу, Федя: не знаю. Удовлетворён ты этим ответом?

— Не очень.

— И я не очень. Вот у нас на борту учёные, и они тоже не знают. И японцы, у которых в этих морях от обледенения чуть не сотня траулеров перевернулась, не знают. И англичане. Никто! Только в лаборатории изучалась эта проблема, на макетах, присутствующим здесь товарищем Корсаковым. А натурные испытания мы с тобой первыми проводим — никто до нас этим не занимался. Мы — первые. Считай, что ты, как Гагарин, полетел в космос и понятия не имеешь, что тебя ждёт: может, космические лучи, метеориты прошьют корабль, или сгоришь в атмосфере, или приземлишься вдребезги. А вероятнее, вернёшься на землю и расскажешь людям такое, что тебя будут благодарить и жать руки.

— Феде бы ещё звёздочку на тельняшку! — выкрикнул кто-то.

— Звёздочки ты не получишь, гарантирую. — Чернышёв даже не улыбнулся. — Так-то, брат Федор, не помню, как по батюшке. Будем рисковать, но по-умному — не бараны. К тому же завтра подойдёт и будет нас страховать спасатель «Буйный» — вот как нас с тобой уважают, осознал? А теперь, если вопросов больше нет…

Чернышёв одного за другим представил экипажу научных работников, попросил любить их и жаловать и дал слово своему заместителю по научной части Корсакову.