JК
Ориноко :: Фидлер Аркадий
Страница: 66 из 371Недолго думая, я придвинул табурет Манаури, а сам небрежным жестом сбросил с себя шкуру ягуара, капитанский камзол и, велев Арнаку сложить их в кучу, удобно на них уселся.
За всеми этими действиями старейшины наблюдали с пристальным вниманием, не лишенным доли страха. Несомненно, они, как и на приеме у варраулов Екуаны, усматривали в этом какой-то символический ритуал, и, бесспорно, им не давала покоя мысль, какой магической силой я наделен. «Неужели даже большей, чем мощь самого ягуара?!»
Манаури, хитрец, знал, что делал, советуя мне облачиться в охотничий трофей!
Конесо, статный, мускулистый, показался мне выше и крепче сложенным, чем другие араваки. Лицо его выражало высокомерие и надменность, но более всего в нем бросались в глаза, вызывая отвращение, явные приметы похотливого сладострастия. Мокрые толстые губы изобличали извращенную чувственность, глаза горели похотью. И все же в эту минуту ни кичливое высокомерие, ни похоть не могли скрыть смятения, охватившего душу верховного вождя.
Иное дело Карапана. Лет ему было немало, глубокие морщины избороздили его старческое лицо, но глаза при этом сохранили удивительную молодость и живость. Он сидел выпрямившись, не двигаясь, положив руки на колени, и мог бы сойти за каменного идола, если бы не острый взгляд, каким он сверлил нас, стараясь, казалось, пронзить насквозь. Невозмутимый, зловещий и загадочный, он, чувствовалось, хладнокровно, не моргнув глазом пошел бы на любую подлость и способен был уничтожить всякого, кто посмел бы ему воспротивиться.
За всеми этими действиями старейшины наблюдали с пристальным вниманием, не лишенным доли страха. Несомненно, они, как и на приеме у варраулов Екуаны, усматривали в этом какой-то символический ритуал, и, бесспорно, им не давала покоя мысль, какой магической силой я наделен. «Неужели даже большей, чем мощь самого ягуара?!»
Манаури, хитрец, знал, что делал, советуя мне облачиться в охотничий трофей!
Конесо, статный, мускулистый, показался мне выше и крепче сложенным, чем другие араваки. Лицо его выражало высокомерие и надменность, но более всего в нем бросались в глаза, вызывая отвращение, явные приметы похотливого сладострастия. Мокрые толстые губы изобличали извращенную чувственность, глаза горели похотью. И все же в эту минуту ни кичливое высокомерие, ни похоть не могли скрыть смятения, охватившего душу верховного вождя.
Иное дело Карапана. Лет ему было немало, глубокие морщины избороздили его старческое лицо, но глаза при этом сохранили удивительную молодость и живость. Он сидел выпрямившись, не двигаясь, положив руки на колени, и мог бы сойти за каменного идола, если бы не острый взгляд, каким он сверлил нас, стараясь, казалось, пронзить насквозь. Невозмутимый, зловещий и загадочный, он, чувствовалось, хладнокровно, не моргнув глазом пошел бы на любую подлость и способен был уничтожить всякого, кто посмел бы ему воспротивиться.