JК
Ожерелье королевы :: Дюма Александр
Страница: 93 из 93 — Они любили королеву и были любимы ею! О, почему, почему эта клевета столь ужасна? Почему ни один луч света не проникнет в глубокую бездну, именуемую женским сердцем, бездну тем более глубокую, что это — сердце королевы?»
Филипп все еще размышлял об этом, когда часы в Зале гвардии пробили три четверти восьмого. В то же мгновение послышался шум. По валу шли быстрыми шагами. По плитам пола застучали ружейные приклады. Гул голосов, проникший в приоткрытую дверь, привлек к себе внимание короля — он откинул голову, чтобы ему было лучше слышно, и сделал знак королеве.
Она поняла его и сейчас же объявила о начале вечера.
Неожиданно в зал вошел маршал де Кастри и громким голосом произнес:
— Ваше величество! Угодно ли вам принять господина бальи де Сюфрена, прибывшего из Тулона?
При этом имени, произнесенном голосом громким, торжествующим, ликующим, в зале поднялось неописуемое волнение.
— Да, сударь, — отвечал король, — с превеликим удовольствием.
Сюфрен был пятидесятишестилетний человек, толстый, низкорослый, с огненными глазами, с благородными и легкими движениями. Проворный, несмотря на тучность, величественный, несмотря на проворность, он гордо носил свою прическу или, вернее, свою гриву; привыкший любую трудность превращать в забаву, он изобрел способ, благодаря которому его одевали и причесывали в почтовой карете.
На нем были красная куртка и голубые штаны.
Филипп все еще размышлял об этом, когда часы в Зале гвардии пробили три четверти восьмого. В то же мгновение послышался шум. По валу шли быстрыми шагами. По плитам пола застучали ружейные приклады. Гул голосов, проникший в приоткрытую дверь, привлек к себе внимание короля — он откинул голову, чтобы ему было лучше слышно, и сделал знак королеве.
Она поняла его и сейчас же объявила о начале вечера.
Неожиданно в зал вошел маршал де Кастри и громким голосом произнес:
— Ваше величество! Угодно ли вам принять господина бальи де Сюфрена, прибывшего из Тулона?
При этом имени, произнесенном голосом громким, торжествующим, ликующим, в зале поднялось неописуемое волнение.
— Да, сударь, — отвечал король, — с превеликим удовольствием.
Сюфрен был пятидесятишестилетний человек, толстый, низкорослый, с огненными глазами, с благородными и легкими движениями. Проворный, несмотря на тучность, величественный, несмотря на проворность, он гордо носил свою прическу или, вернее, свою гриву; привыкший любую трудность превращать в забаву, он изобрел способ, благодаря которому его одевали и причесывали в почтовой карете.
На нем были красная куртка и голубые штаны.