Печать и колокол   ::   Кларов Юрий Михайлович

Ефимов слушал меня вначале довольно внимательно, а затем стал время от времени поглядывать на висевший в его кабинете плакат. На плакате, видимо нарисованном кем-то из сотрудников розыска, был изображен похожий на скелет длиннобородый старик, которому молодой курносый милиционер в суконном остроконечном шлеме с алой звездой протягивал каравай хлеба. Под рисунком стихи:

Когда ужасно голодали Москва и красный Петроград,

То вы нас, братья, поддержали, – мы это вам вернем назад

Взгляд Ефимова был настолько красноречивым, что я наконец не выдержал.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что, когда в Поволжье люди умирают от голода, не следует столько внимания уделять какому-то портрету?

– Нет, не хочу.

– Почему же ты меня не слушаешь?

– А ты уже все существенное сказал.

– Не совсем.

– Это только тебе так кажется, Василий Петрович. Суть в чем? Надо разыскать. Верно?

– Верно, – согласился я.

– А остальное – комментарии. Всю жизнь не любил комментариев. А теперь слушай меня. Голод голодом, а искусство искусством. Причем в отличие от искусства голод не вечен. Что же касается плаката, то он меня на одну мысль навел: не завязать ли нам в один узелок розыски портрета и помощь голодающему Поволжью?

– Не понимаю, – признался я.

– А ты вот эту бумажку прочти – и сразу поймешь. Весьма разумная бумажка.

И Орест Григорьевич протянул мне тот самый циркуляр Наркомюста, с которого вы изволили снять копию.