JК
Пертская красавица, или Валентинов день :: Скотт Вальтер
Страница: 32 из 701Не худо для самого тихого мальчугана в Перте который и в руки не берет меча, разве что когда повертывает его под молотом… А что еще ты можешь рассказать нам?
— Пустяк — отлупил одного горца, но это дело такое, что и говорить не стоит.
— За что же ты его отлупил, о миролюбец? — спросил Гловер.
— Сейчас и не упомню, — ответил Смит. — Может, просто за то, что повстречался с ним по южную сторону Стерлингского моста.
— Отлично! Пью за твое здоровье! Ты мне вдвойне любезен после всех этих подвигов… Конахар, пошевеливайся! Наполняй нам чаши, паренек, да налей и себе темно-золотого, мой мальчик.
Конахар с подобающим почтением налил доброго пива хозяину и Кэтрин. Но, сделав это, поставил кувшин на стол и уселся…
— Это что такое?.. Где же твоя учтивость? Налей моему гостю, почтеннейшему мастеру Генри Смиту.
— Пусть мастер Смит сам себе наливает, если хочет пить, — ответил юный кельт. — Сын моего отца и так достаточно стерпел унижений для одного вечера.
— Раскукарекался петушок! — сказал Генри. — Но в одном ты прав, малец: тему впору помереть от жажды, кто не может выпить без прислужника.
Хозяин, однако, не пожелал принять так снисходительно выходку упрямого подмастерья.
— Слово мое тому порукой и лучшая перчатка, какую только я сделал, — сказал Саймон, — ты ему нальешь из этого кувшина в эту чашу, или не жить мне с тобой под одной крышей!
Услышав такую угрозу, Конахар угрюмо встал и, подойдя к Смиту в ту минуту, когда тот только что взял кружку в руку и поднес ее ко рту, умудрился споткнуться и так незадачливо его толкнуть, что пенящееся пиво расплескалось по лицу, шее и одежде гостя.
— Пустяк — отлупил одного горца, но это дело такое, что и говорить не стоит.
— За что же ты его отлупил, о миролюбец? — спросил Гловер.
— Сейчас и не упомню, — ответил Смит. — Может, просто за то, что повстречался с ним по южную сторону Стерлингского моста.
— Отлично! Пью за твое здоровье! Ты мне вдвойне любезен после всех этих подвигов… Конахар, пошевеливайся! Наполняй нам чаши, паренек, да налей и себе темно-золотого, мой мальчик.
Конахар с подобающим почтением налил доброго пива хозяину и Кэтрин. Но, сделав это, поставил кувшин на стол и уселся…
— Это что такое?.. Где же твоя учтивость? Налей моему гостю, почтеннейшему мастеру Генри Смиту.
— Пусть мастер Смит сам себе наливает, если хочет пить, — ответил юный кельт. — Сын моего отца и так достаточно стерпел унижений для одного вечера.
— Раскукарекался петушок! — сказал Генри. — Но в одном ты прав, малец: тему впору помереть от жажды, кто не может выпить без прислужника.
Хозяин, однако, не пожелал принять так снисходительно выходку упрямого подмастерья.
— Слово мое тому порукой и лучшая перчатка, какую только я сделал, — сказал Саймон, — ты ему нальешь из этого кувшина в эту чашу, или не жить мне с тобой под одной крышей!
Услышав такую угрозу, Конахар угрюмо встал и, подойдя к Смиту в ту минуту, когда тот только что взял кружку в руку и поднес ее ко рту, умудрился споткнуться и так незадачливо его толкнуть, что пенящееся пиво расплескалось по лицу, шее и одежде гостя.