Полина   ::   Дюма Александр

Быстрота нашей езды, трудность держаться подле дверец были причиной тому, что мы обменялись только несколькими словами. Приехав в замок, он соскочил с лошади, подал руку моей матери, чтобы помочь ей выйти из экипажа; потом предложил помощь мне. Я не могла отказаться и, дрожа, протянула руку. Он взял ее без живости, без чувства, как всякую другую, но я почувствовала, что он оставил в ней записку, и прежде чем могла сказать какое-нибудь слово или сделать движение, граф обернулся к моей матери и поклонился, потом сел на лошадь, несмотря на приглашение отдохнуть. Повернувшись к дому госпожи Люсьен, он сказал, что его там ждут, и скрылся через несколько секунд из виду.

Я стояла неподвижно на том же месте, сжатые пальцы держали записку, которую я не смела уронить, но решила не читать. Мать позвала меня, я пошла. Что делать с этой запиской? У меня не было огня, чтобы сжечь ее, разорвать, но могли найти кусочки, я спрятала ее за корсаж платья.

Я не испытывала ранее мучения, равного тому, какое испытала, пока не вошла в свою комнату: записка жгла мне грудь. Казалось, сверхъестественное могущество сделало каждую строчку ее видимой для моего сердца, которое почти дотрагивалось до нее; эта бумажка имела магическую силу. Наверное, в минуту получения я разорвала бы или сожгла эту записочку без размышления, но, войдя в комнату, не имела уже для этого духу.