Обезумевший от желания, от ее счастливых вскрикиваний и моих ответных радостных возгласов, я отнес ее на кровать, встал перед ней на колени, рука моя уступила место моему рту, и я вкусил крайнюю степень наслаждения, доступную губам любовника при его близости с пылающей от страсти девственницей.
С этой минуты с ее стороны доносились лишь невнятные постанывания, завершившиеся долгими спазмами, из тех, что переворачивают всю душу.
Преклоненный, я наблюдал, как она приходит в себя.
Открыв глаза, она с усилием привстала, бормоча:
– Ах, Боже мой! Как хорошо! Нельзя ли это повторить?
Внезапно она села, пристально глядя на меня, и спросила:
– Знаешь, о чем я подумала?
– О чем же?
– Уж не сделала ли я что-нибудь дурное?
Я присел рядом с ней на кровать:
– С тобой когда-нибудь вели серьезные разговоры?
– Да, когда я была маленькая, отец порой ругал меня.
– Речь идет о другом. Я спрашиваю, понимаешь ли ты, когда с тобой говорят о серьезных вопросах?
– Не знаю как с посторонними, но с тобой я постараюсь вникнуть во все, что ты скажешь.
– Тебе не холодно?
– Нет.
– Тогда слушай меня внимательно.
Она обхватила меня за шею, не отрываясь глядя мне в глаза и явно открывая моим словам все доступы к своему сознанию.
– Говори, я тебя слушаю.
– При сотворении мира, – начал я, – женщина от рождения была наделена Создателем равными с мужчиной правами, а именно правом следовать своим естественным склонностям.