Слепая любовь   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

Так примешь?

— А ты там себе уже налил? В гордом одиночестве, чтоль?

— Ирка с Нинкой в театре. А я отказался, тошно чего-то.

— Понятно, Саня… Ну, давай, коли так. Только, ты уж извини, у меня по части выпивки однообразно: спиртяга на кедровых орешках. Есть кое-что и на полезных корешках. Но коньяков больше не потребляем. Будь!

Турецкий услышал легкий стук в трубке — это, следовало понимать, Грязнов «чокнулся» с ним своим стаканом. И Александр Борисович ответил тем же. Выпил четверть стакана коньяку, сунул в рот дольку лимона, поморщился: сахарного песку в доме не оказалось, а идти за ним в магазин желания не было. В доме — две женщины, а сахару нет. Вот пусть сами и ходят. Славка — было слышно — чем-то вроде как хлюпнул.

— Чем закусываешь? — ревниво спросил у Грязнова.

— Да икорки тут подкинули… полведерка… Велел лососевой, а они, черти, кетовую… Вот заразы, думают, если тут сижу, так уж совсем…

— Так нет же разницы!

— Саня, это ты у себя, в Москве, так думаешь. А у нас даже медведи разбираются, чтоб ты знал.

— О-о-о, Грязнов, да ты, гляжу, совсем забурел! Пора мне тебя обратно, в цивилизацию, возвращать… Так не прогонишь?

— Если ты серьезно, так я дам команду встретить и доставить в самом лучшем виде. А действительно, чего б тебе, а? И Ирине с Нинкой дашь отпуск. Бабам он бывает иногда просто необходим, чтоб совсем без мужиков, да-да, Саня, ты слушай старого человека.

— Скажешь тоже — бабы! Это Нинка-то?

— А что? Сколько ей, шестнадцать?

— Около того.