JК
Сальватор. Том 1 :: Дюма Александр
Страница: 98 из 160Призрак
Церковь Сен-Жермен-де-Пре, ее римский портик, массивные колонны, низкие своды, царящий в ней дух XVIII века — все говорило о том, что это один из самыхмрачных парижских храмов; значит, там скорее, чем в другом месте, можно было побыть в одиночестве и обрести душевный подъем.
Не случайно Доминик, снисходительный священник, но строгий человек, избрал Сен-Жермен-де-Пре, чтобы попросить Бога о своем отце.
Молился он долго; было уже пять часов, когда он вышел оттуда, спрятав руки в рукава и уронив голову на грудь.
Он медленно побрел к улице По-де-Фер, лелея робкую надежду, что отец уже вышел из тюрьмы и, возможно, заходил к нему.
И первое, о чем аббат спросил славную женщину, исполнявшую при нем обязанности консьержки и служанки, не приходил ли кто-нибудь в его отсутствие.
— Как же, отец мой, заходил какой-то господин…
Доминик вздрогнул.
— Как его зовут? — поспешил он с вопросом.
— Он не представился.
— Вы никогда его раньше не видели?
— Нет…
— Вы уверены, что это был не тот же господин, что приносил мне третьего дня письмо?
— Нет, того я узнала бы: никогда не видела таких сумрачных лиц, как у него.
— Несчастный отец! — пробормотал Доминик.
— Нет! — продолжала консьержка. — Человек, который заходил дважды — а он был два раза: в полдень и в четыре часа, — худой и лысый. На вид ему лет шестьдесят, у него глубоко посаженные глазки, а голова — как у крота, и вид у него совсем больной.
Церковь Сен-Жермен-де-Пре, ее римский портик, массивные колонны, низкие своды, царящий в ней дух XVIII века — все говорило о том, что это один из самыхмрачных парижских храмов; значит, там скорее, чем в другом месте, можно было побыть в одиночестве и обрести душевный подъем.
Не случайно Доминик, снисходительный священник, но строгий человек, избрал Сен-Жермен-де-Пре, чтобы попросить Бога о своем отце.
Молился он долго; было уже пять часов, когда он вышел оттуда, спрятав руки в рукава и уронив голову на грудь.
Он медленно побрел к улице По-де-Фер, лелея робкую надежду, что отец уже вышел из тюрьмы и, возможно, заходил к нему.
И первое, о чем аббат спросил славную женщину, исполнявшую при нем обязанности консьержки и служанки, не приходил ли кто-нибудь в его отсутствие.
— Как же, отец мой, заходил какой-то господин…
Доминик вздрогнул.
— Как его зовут? — поспешил он с вопросом.
— Он не представился.
— Вы никогда его раньше не видели?
— Нет…
— Вы уверены, что это был не тот же господин, что приносил мне третьего дня письмо?
— Нет, того я узнала бы: никогда не видела таких сумрачных лиц, как у него.
— Несчастный отец! — пробормотал Доминик.
— Нет! — продолжала консьержка. — Человек, который заходил дважды — а он был два раза: в полдень и в четыре часа, — худой и лысый. На вид ему лет шестьдесят, у него глубоко посаженные глазки, а голова — как у крота, и вид у него совсем больной.