JК
Смерть и любовь в Гонконге :: Конзалик Хайнц
Страница: 354 из 355Что чувствует человек в такие вот последние минуты своей жизни, о чем думает – кто знает? Может быть, в его сердце появляется страшная, безнадежная пустота, а может быть, это Ничто и есть надежда на другую жизнь, на После…
Кун Лундзы посмотрел на черное ночное небо. Море было почти недвижным и таким же черным, как ночь. Остальные китайцы, окружившие его, опустили головы. С непроницаемым лицом Кун нажал на рычаг. Огненный луч с пусковой установки пронзил ночь, и большая ракета с длинным светящимся шлейфом понеслась в небо. Может быть, Чинь испустил предсмертный крик – этого никто услышать не мог, не было слышно вообще ничего, кроме свистящего шипенья.
Из-за не предусмотренного расчетами «довеска» ракета поднялась вверх только на один километр. И тут с глухим хлопком распалась. Вниз пролился дивный, никем здесь доселе не виданный золотой дождь. И долгую минуту освещал море, джонку, молчаливых людей на ее палубе и далекий остров Ша Хау, словно занавешенный дымчатой кисеей.
Чудесный вид… Вместе с широкими золотистыми фосфорными гроздьями, уходившими в море, туда же с неба упало и то, что осталось от тела короля фейерверков.
– Вот и все, – глухо проговорил Кун Лундзы, отворачиваясь. – Теперь я снова могу спать, доченька…
Он запустил мотор и повел катер обратно, в Яу Ма-теи, чтобы сообщить досточтимому доктору Мэю, что все сделано по справедливости, по закону предков. И тогда доктор Мэй тоже сможет положить перед портретом своей дочери Мэйтин цветы лотоса и помолиться.
Доктор Мэй сидел этой ночью на палубе джонки рядом со своими спящими больными.
Кун Лундзы посмотрел на черное ночное небо. Море было почти недвижным и таким же черным, как ночь. Остальные китайцы, окружившие его, опустили головы. С непроницаемым лицом Кун нажал на рычаг. Огненный луч с пусковой установки пронзил ночь, и большая ракета с длинным светящимся шлейфом понеслась в небо. Может быть, Чинь испустил предсмертный крик – этого никто услышать не мог, не было слышно вообще ничего, кроме свистящего шипенья.
Из-за не предусмотренного расчетами «довеска» ракета поднялась вверх только на один километр. И тут с глухим хлопком распалась. Вниз пролился дивный, никем здесь доселе не виданный золотой дождь. И долгую минуту освещал море, джонку, молчаливых людей на ее палубе и далекий остров Ша Хау, словно занавешенный дымчатой кисеей.
Чудесный вид… Вместе с широкими золотистыми фосфорными гроздьями, уходившими в море, туда же с неба упало и то, что осталось от тела короля фейерверков.
– Вот и все, – глухо проговорил Кун Лундзы, отворачиваясь. – Теперь я снова могу спать, доченька…
Он запустил мотор и повел катер обратно, в Яу Ма-теи, чтобы сообщить досточтимому доктору Мэю, что все сделано по справедливости, по закону предков. И тогда доктор Мэй тоже сможет положить перед портретом своей дочери Мэйтин цветы лотоса и помолиться.
Доктор Мэй сидел этой ночью на палубе джонки рядом со своими спящими больными.