JК
Соляной шлях :: Изюмский Борис Васильевич
Страница: 15 из 99Словно оправдываясь, пояснила неуверенно:
– Бабка Фекла на Торгу верещала…
Бабка Фекла, усатая знахарка, заговаривала зубную скорбь, сбрызгивала от недоброго глаза, сговаривала бельма. Как же ей не верить? А с другой стороны, отец больше всех знает. Значит, Фекла эта обманывала?
Они снова легли на спину, и каждый опять стал думать о своем. Ивашка – о том, как тонул на Днепре, да сосед Анфим спас его. После этого Ивашка долго боялся глубины, а потом все же пересилил себя, и страх сняло. Позавчера играли в киян и печенегов, и он выбрался из печенежского полона, заплыв на песчаную отмель острова.
Анна же почему-то вспомнила, как сидели они недавно на высоком клене, и она, подзадоривая брата, спросила: «Сиганешь?» Ивашка тогда улыбнулся, точь-в-точь как отец, краешками губ. Сказал: «Незачем».
И она поняла – не от трусости то, а впрямь пустое предложила. Ведь не побоялся броситься на клыкастую собаку, когда та гналась за ней.
Анна посмотрела вниз: Днепр отливал недвижной синевой, по-над берегом охотился за рыбой коршун. Словно ойкнула кукушка в лесу и враз умолкла – не иначе подавилась лепешкой. Кружили на опушке стрекозы. Крикнуть бы сейчас: «Тятенька Евсей!» – а лес на той стороне ответил бы: «Та… ты… сей!» Иль бросить камень-плоскун и посчитать, сколько раз скользнет он по Днепру, а сосчитав, крикнуть: «Пять женок на тот берег перевезла!» И эхо опять ответило бы: «Пере… зла».
– Пошли раков ловить? – поднялся на ноги Ивашка.
Анна словно только и ждала этого – мгновенно перевязала бечевкой ниже детски пухлых коленок юбчонку, легла на бок, руки прижала к туловищу и покатилась к берегу.
– Бабка Фекла на Торгу верещала…
Бабка Фекла, усатая знахарка, заговаривала зубную скорбь, сбрызгивала от недоброго глаза, сговаривала бельма. Как же ей не верить? А с другой стороны, отец больше всех знает. Значит, Фекла эта обманывала?
Они снова легли на спину, и каждый опять стал думать о своем. Ивашка – о том, как тонул на Днепре, да сосед Анфим спас его. После этого Ивашка долго боялся глубины, а потом все же пересилил себя, и страх сняло. Позавчера играли в киян и печенегов, и он выбрался из печенежского полона, заплыв на песчаную отмель острова.
Анна же почему-то вспомнила, как сидели они недавно на высоком клене, и она, подзадоривая брата, спросила: «Сиганешь?» Ивашка тогда улыбнулся, точь-в-точь как отец, краешками губ. Сказал: «Незачем».
И она поняла – не от трусости то, а впрямь пустое предложила. Ведь не побоялся броситься на клыкастую собаку, когда та гналась за ней.
Анна посмотрела вниз: Днепр отливал недвижной синевой, по-над берегом охотился за рыбой коршун. Словно ойкнула кукушка в лесу и враз умолкла – не иначе подавилась лепешкой. Кружили на опушке стрекозы. Крикнуть бы сейчас: «Тятенька Евсей!» – а лес на той стороне ответил бы: «Та… ты… сей!» Иль бросить камень-плоскун и посчитать, сколько раз скользнет он по Днепру, а сосчитав, крикнуть: «Пять женок на тот берег перевезла!» И эхо опять ответило бы: «Пере… зла».
– Пошли раков ловить? – поднялся на ноги Ивашка.
Анна словно только и ждала этого – мгновенно перевязала бечевкой ниже детски пухлых коленок юбчонку, легла на бок, руки прижала к туловищу и покатилась к берегу.