Там, на сухой стороне   ::   Ламур Луис

Однако в очаге тлело несколько углей, из почерневшего чугунка поднимался пар. Чантри огляделся. Здесь не было оружия, здесь вообще не было ничего такого, что можно было бы использовать для нападения. Это был провал. Он надеялся… Он и сам не знал, на что надеялся.

Моуэтт толкнул его в спину, и Чантри покачнулся.

— Да заходи ты, черт тебя побери!

Моуэтт вошел следом, злобно оглядывая комнату.

Книги лежали на столе, там, где он их и оставил. Чантри выглянул из окна, выходящего на север. Оно было маленьким — почти бойница, верхний свод закруглен.

— Теперь гляди в свои книги, и побыстрее, — заявил Моуэтт.

Он брал книги по одной и пролистывал их. В одной из книг обнаружилась закладка, мятый клочок газеты. На этой странице Моуэтт увидел название «Улисс» и медленно, шевеля губами, пытаясь проникнуть в значение каждого слова, стал читать поэтические строки.

— Черт побери, — сказал он, — здесь ничего нет!

Он был неправ.

Моуэтт отдал книгу Чантри, и тот сделал вид, что внимательно переворачивает страницы в поисках ключа. Олли Фенелон и Пиерс вышли, и Чантри услышал, как они бормочут что-то вроде «чушь собачья».

«Улисс» был любимым произведением Клайва. Он часто его цитировал.

Чантри особенно запомнилась одна строфа, начинавшаяся со слов:

Вся наша жизнь — лишь арка, в чьем проеме

Мерцает неподвижный мир…

Он вышагивал по комнате, читая одно стихотворение за другим.