Страница:
26 из 261
Наконец, однако, понял, надел, как все, пальто и шапку и даже помог радисту уложить на пол впавшего в оцепенение Чистякова.
Теплый воздух из грузового отсека выдуло быстро, освещение погасло, лежать было холодно и страшно. Пассажиры еще не знали, что командир принял решение не выпускать шасси и будет сажать машину «на живот» — с выпущенным шасси она неизбежно скапотирует, а на «животе», даст бог ровную поверхность, проскользит метров сто и остановится. И, конечно, больше не взлетит: погнутся винты, изуродует фюзеляж — лучше об этом не знать… И хотя пассажиров успокоили и сказали, что все идет хорошо, они догадывались, что все, наоборот, очень плохо, потому что только тогда, когда очень плохо, самолет идет на вынужденную посадку. Они лежали молча, думая о своем или ни о чем не думая, ибо трудно сосредоточить мысли на определенном, когда тобою овладевает ощущение чего-то непоправимого, что может произойти в любую секунду.
— Ой, мама… — вздохнула Лиза, и тихо заскулил Шельмец.
— Цыц! — рявкнул Белухин, и собака притихла. — Не распускай нюни, девка, Матвеич посадит нас, как на перину. Точно говорю, Дмитрий?
— Как в аптеке, — откликнулся Кулебякин. — Ноги согнуть в коленях не забыли? Руки под голову положите, Зоя Васильевна. И ты, Гришка!
— Положила, — сдавленным голосом сказала Невская.
— Я тоже, — сказал Гриша. — Зоя, честное слово, я нисколько не боюсь.
— Так держать, паря, — похвалил Белухин. — Полярником будешь.
|< Пред. 24 25 26 27 28 След. >|