В ловушке   ::   Санин Владимир

Он полагал, что для товарищей, с которыми его связала судьба, чувство это естественное, само собой разумеющееся, а раз так, тоговорить о нем немножко смешно.

Гаранин передал Бармину кувалду, но не сел на скамью, а побрел к двери. Отворил ее, вышел на свежий воздух, сделал несколько шагов в сторону. Его жестоко вырвало, с желчью и кровью. Постоял, отдышался и возвратился в дизельную.

Бармин, казалось, с прежней силой обрушивал кувалду на зубило, но теперь после каждого удара подолгу отдыхал. Шатало Семенова, добрались до гаек и перестали шутить Дугин и Филатов.

Остались две опасности, подумал Гаранин, — холод и кислородное голодание. А поначалу их было три.

Когда Бармин попросил слова, Гаранин замер. Он боялся, что Семенов оборвет доктора, скажет что-нибудь вроде «приказы не обсуждают» или другую резкость. Последствия такой ошибки предугадать было бы трудно.

Бывают ситуации, когда людям нужно выговориться, чтобы понять. Ничто не дает такой пищи сомнению, как невысказанное слово, — оно действует так же разрушительно, как вода, разорвавшая дизели. Приказ в такой ситуации может обязать, но не убедить.

Но подлинное чувство долга овладевает человеком лишь тогда, когда исчезает сомнение.

«Собаку накорми, человека убеди, — говорил Георгий Степаныч. — Поверит — море переплывет, не поверит — в луже утонет».

Значит, чувство долга рождается верой, совершенной убежденностью в единственной правде.

Это и считал Гаранин третьей и главной опасностью — сомнение. Теперь оно исчезло: все люди осознали, что из двух дизелей нужно собрать один.