JК
Великий чабан :: Ширибазаров Булат
Страница: 55 из 55 — Бадма нежно провел грубой ладонью по вихрастой голове внука. Жалсан улыбнулся и долго молча смотрел на деда и внука.
— А вы знаете, Бадма-ахай, ведь среди людей тоже есть и волки, и волкодавы, и другие породы…
— Я о чем тебе и говорю, — пробубнил Бадма.
— Я не о том, — продолжал Жалсан, — настоящего волкодава способен воспитать лишь настоящий волкодав в душе, ведь так, Бадма-ахай?
— Наверное, — неуверенно согласился Бадма, а Жалсан в непонятном порыве продолжал:
— У трусливого хозяина не может быть настоящего волкодава. Он не может дать собаке того, чего у него нет, — отваги и благородства. Вот оно, еще одно зеркало. Дело ведь не в породе, а внутренней силе!
— Это верно, — согласился Бадма и взял на руки заснувшего Гэсэра. — Ну все, хватит философствовать. Завтра день трудный, поспать надо, — и молча зашел в дом, неся на руках внука.
Жалсан, немного подумав, закурил вторую папиросу и, откинув голову назад, молча уставился на звездное небо, отыскивая знакомые созвездия.
В будке тихо поскуливал израненный, но живой Ату. Он вздрагивал во сне. Ему снилась зима, его первая в жизни зима, и он в теплой и уютной будке прижимается, упираясь лапками, к теплым материнским соскам, наполненным молоком. Мать ласково облизывает его, и боль куда-то исчезает.. И ему хорошо рядом с ней! Тепло и спокойно!
— А вы знаете, Бадма-ахай, ведь среди людей тоже есть и волки, и волкодавы, и другие породы…
— Я о чем тебе и говорю, — пробубнил Бадма.
— Я не о том, — продолжал Жалсан, — настоящего волкодава способен воспитать лишь настоящий волкодав в душе, ведь так, Бадма-ахай?
— Наверное, — неуверенно согласился Бадма, а Жалсан в непонятном порыве продолжал:
— У трусливого хозяина не может быть настоящего волкодава. Он не может дать собаке того, чего у него нет, — отваги и благородства. Вот оно, еще одно зеркало. Дело ведь не в породе, а внутренней силе!
— Это верно, — согласился Бадма и взял на руки заснувшего Гэсэра. — Ну все, хватит философствовать. Завтра день трудный, поспать надо, — и молча зашел в дом, неся на руках внука.
Жалсан, немного подумав, закурил вторую папиросу и, откинув голову назад, молча уставился на звездное небо, отыскивая знакомые созвездия.
В будке тихо поскуливал израненный, но живой Ату. Он вздрагивал во сне. Ему снилась зима, его первая в жизни зима, и он в теплой и уютной будке прижимается, упираясь лапками, к теплым материнским соскам, наполненным молоком. Мать ласково облизывает его, и боль куда-то исчезает.. И ему хорошо рядом с ней! Тепло и спокойно!