Страница:
100 из 114
Мы с Морисом молчали,потрясенные горестной историей семьи Петровых. Отец, окруженный в лесу карателями перед самым освобождением родной деревни. Мать, бродящая по лесу и тщетно окликающая пропавших дочку и сына…
— А Борис куда делся, старший брат? — спросил Павел.
— Борис? Он в партизанском отряде был вместе с отцом… Только не угодил он в этот бой, находился в тот день в другом месте. Ну, как наши пришли, партизанский отряд расформировали. А Борис говорит: «Буду, мол, мстить до конца за погибших отца-героя и безвинных братишку с сестренкой» — и ушел дальше с бойцами. Погиб он где-то под Берлином, после победы, кажись, пришла уже похоронная.
Я смотрела сквозь слезы на бледного, погруженного в невеселые мысли Павла, и сердце мое разрывалось от сочувствия и жалости. Вот обрел он родину. Мечтал о богатом наследстве, а нашел пепелище и горе.
А Федор Васильевич, глядя на него, вдруг сказал:
— Ну, вылитая мать, вылитая мать! Правда, похож? — и в какой уже раз стал снимать со стены и показывать всем старую, пожелтевшую любительскую фотографию.
На ней в каменных позах и с напряженными лицами сидели на скамейке и смотрели прямо в объектив трое мужчин в новых костюмах, женщина в белом платочке с девочкой на руках и босоногий мальчик в матроске.
— Это ты, ты, — твердил Федор Васильевич, тыча в мальчика кривым, заскорузлым пальцем. — А это Наташенька у матери на руках. Совсем маленькая еще. Аккурат перед войной снимались. Видишь, отец твой как вырядился.
|< Пред. 98 99 100 101 102 След. >|