АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА   ::   Галкина Наталья

Я одновременно как бы наблюдал за собою, видел себя со стороны, нелепость моих чувств былa мне совершенно очевидна, явлена, мне было неловко и перед Настасьей, одиноко погибающей в Риме, и перед дочерью и женой, ждущими меня дома, и перед американскою полуженою с сыном, которые меня вовсе не ждут; однако не было на земле никого, кого я любил бы так, как Настасью, чувствуя при этом любовь к придорожной траве вокруг старой раздолбанной электростанции на краю города я вспомнил, как некогда Настасья сказала мне:

– Из-за тебя я теперь люблю Валдай. Валдайское озеро, городок с сугробами до окон, железную дорогу со станциями твоих пересадок: Бологим и Малой Вишерой, и многое другое.

Тогда я ее не понял.

Теперь я хорошо представлял японские сады: сад камней, сад воды, сад мхов, сад песков, сад деревьев, философский сад. В философском саду из шестнадцати камней, расположенных на песке (песок прочесывали граблями век за веком сменяющиеся садовники, он всегда был волнист, точно донный свей, мелкая отмель или насканский рисунок), с любой точки смотрового помоста (шелковистого серого дерена, отполированного дождями, ветром, снегом, временем, ногами посетителей) вы видите пятнадцать. Все шестнадцать может сосчитать только обходящий сад прохожий, только идущий, - или не обученная счету птица с высоты птичьего полета. Думая о Настасье, я думал о шестнадцатом камне философского сада. Всегда один недостающий. Не всегда один и тот же.

Однажды в сновидении мы очутились на пороге старого-престарого деревянного дома, такого же шелковистого, как старенькие валдайские заборы, как избы маминой подруги Устиньи или Гали Беляевой.