АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА   ::   Галкина Наталья

Пока мои девочки пытались смыть с лиц своих причудливые узоры, наведенные копотью, пылью, отчаянием, плачем, татуировки Судьбы, смыть застывшие гримасы масок трагического театра, я сидел в кресле, оглушенный, включив автоматически телевизор, тупо глядя в его ожившее бельмо, желая и там увидеть дом на Кирочной, теперь уже бывший дом, но ничего такого не показывали, я переключал программы, низачем, просто так, ни одна из них не была мне нужна; наконец запела певица, отвлеченный прекрасный голос уличной музыкантши, дочери шарманщика, разлука, ты, разлука, чужая сторона: и она пела о разлуке - песню одного из менестрелей прожитой нами эпохи песен: «То берег, то море, то солнце, то вьюга, то ангелы, то воронье… Две вечных дороги - любовь и разлука - проходят сквозь сердце мое».

И что-то вроде слез во мне вскипело.

Среди ночи Ксения в длинной ночной рубашке пришла в мою комнатушку. Остановясь у кровати, она внезапно испугалась, глядя на пол, словно волны окружали мою кровать, волны и крысы, и она, княжна Тараканова с картины Флавицкого, вспрыгнула на кровать, постояла у стены, села в ногах, сидела не шевелясь. Она сидела в изножье моей кровати, большое загадочное существо, познавшее новые, неведомые ей прежде страхи. В мозгу ее, я полагаю, неотступно возникала картина развалин, двери, из которой я вышел, чудо выхода из двери перед тем, как дверь с остатком стены обрушилась, чудо выхода из двери, за которой и пространства-то больше нет. А я видел мысленным взором - синхронно с ней - другую сторону улицы, где стояли они обе с искаженными, татуированными слезами по копоти, пыли и сажи личиками. Мы пребывали двумя сторонами улицы, затаившись, изголовье и изножье; потом сон стал смаривать ее, она вздохнула, слезла, подошла босиком, взяла меня за руку, успокаиваясь, влажные подрагивающие пальцы. Уже уходя, она обернулась ко мне от двери и произнесла с усилием (словно заикаться начала):

– Сад.

Она ступала неуверенно, у нее изменилась походка, она перестала доверять паркету и прежде незыблемым для нее стенам любого дома.