JК
Альрауне. История одного живого существа :: Эверс Ганс Гейнц
Страница: 325 из 333Собрал побольше бумаги, бросил ее в камин и положил в костер человечка.
Сел на пол и смотрел на огонь. Но пламя пожрало только бумагу и даже не опалило человечка, разве лишь закоптило немного. И ему показалось, будто человечек смеется, будто на его некрасивом лице появилась гримаса, словно гримаса дядюшки Якоба, и снова – и снова послышался из углов его отвратительный, вкрадчивый смех…
Он вскочил, схватил со стола нож, открыл острое лезвие, выхватил человечка из пламени.
Дерево было твердое, как металл, – ему удавалось отделять лишь небольшие стружки. Но он не бросал – резал и резал – один кусок за другим. Крупные капли пота выступили у него на лбу, пальцы заболели от непривычной работы. Он передохнул немного, собрал бумагу, кинул на нее стружки, подлил розового масла и одеколона.
Ах, наконец-то они загорелись. Огонь удвоил его энергию – быстро и сильно отделял он стружки от дерева и бросал их в огонь. Человечек становился все меньше и меньше, лишился обеих рук и ног. Но еще не сдавался, упорно сопротивлялся, вонзал ему занозу одну за другой. Он окроплял своей кровью уродливую фигурку – резал и резал – все новые и новые куски деревянной фигуры…
Вдруг послышался ее голос. Хриплый, надтреснутый…
– Что ты делаешь? – закричала она.
Он вскочил и бросил последний кусок в яркое пламя. Обернулся – диким безумием сверкали ее зеленые глаза.
– Я убил его, – воскликнул он.
«Меня, – завопила она, – меня». Она схватилась обеими руками за грудь. «Как больно, – прошептала она.
Сел на пол и смотрел на огонь. Но пламя пожрало только бумагу и даже не опалило человечка, разве лишь закоптило немного. И ему показалось, будто человечек смеется, будто на его некрасивом лице появилась гримаса, словно гримаса дядюшки Якоба, и снова – и снова послышался из углов его отвратительный, вкрадчивый смех…
Он вскочил, схватил со стола нож, открыл острое лезвие, выхватил человечка из пламени.
Дерево было твердое, как металл, – ему удавалось отделять лишь небольшие стружки. Но он не бросал – резал и резал – один кусок за другим. Крупные капли пота выступили у него на лбу, пальцы заболели от непривычной работы. Он передохнул немного, собрал бумагу, кинул на нее стружки, подлил розового масла и одеколона.
Ах, наконец-то они загорелись. Огонь удвоил его энергию – быстро и сильно отделял он стружки от дерева и бросал их в огонь. Человечек становился все меньше и меньше, лишился обеих рук и ног. Но еще не сдавался, упорно сопротивлялся, вонзал ему занозу одну за другой. Он окроплял своей кровью уродливую фигурку – резал и резал – все новые и новые куски деревянной фигуры…
Вдруг послышался ее голос. Хриплый, надтреснутый…
– Что ты делаешь? – закричала она.
Он вскочил и бросил последний кусок в яркое пламя. Обернулся – диким безумием сверкали ее зеленые глаза.
– Я убил его, – воскликнул он.
«Меня, – завопила она, – меня». Она схватилась обеими руками за грудь. «Как больно, – прошептала она.