JК
Смерть в доке Виктория :: Гринвуд Керри
Страница: 4 из 41На пареньке были синяя рабочая рубаха без воротника и серый саржевый костюм, видимо, выглядевший вполне прилично, до того как парень решил отдать в нем Богу душу. Колени Фрины намокли и саднили от острого гравия. Она переменила позу. В ухо раненого было продето золотое кольцо, а на ключице красовалась синяя татуировка. Прописная «А» в круге.
– Вы говорите по-английски? – пробормотал он на диалекте, который Фрина не смогла распознать.
– Tu jaspines ti Francais, mon pauv’e? [5]
Умирающий издал слабый смешок, услышав жаргонное выражение из уст стильной дамочки. Он ответил парижским «совершенно верно»:
– Comme de juste, Auguste. [6]
Паренек моргнул, вздрогнул и выдавил:
– J’dois clamecer. – На языке парижского «дна» это означало «я дам дуба». Ему и впрямь оставалось жить последние минуты.
– Tu parles, Charles, [7] – возразила Фрина.
У незнакомца было скуластое славянское лицо. Подбородок еще не знал бритвы. Лицо уже сделалось мертвенно-серым: жизнь постепенно уходила из тела. Юноша вздохнул, захлебываясь кровью, и произнес совершенно отчетливо: «Ma mère est а Riga [8] », – вытянулся и умер.
Фрина крепко прижимала раненого к себе, и кровь, фонтаном вырвавшаяся из его легких, залила ее блузку. Она высвободила одну руку, закрыла юноше глаза и бережно положила его на землю. Бесполезная забота, подумала она, осторожно опуская его голову, он уже ничего не чувствует. Паренек казался совсем молоденьким – не старше семнадцати.
Фрина распрямилась и встала.
– Вы говорите по-английски? – пробормотал он на диалекте, который Фрина не смогла распознать.
– Tu jaspines ti Francais, mon pauv’e? [5]
Умирающий издал слабый смешок, услышав жаргонное выражение из уст стильной дамочки. Он ответил парижским «совершенно верно»:
– Comme de juste, Auguste. [6]
Паренек моргнул, вздрогнул и выдавил:
– J’dois clamecer. – На языке парижского «дна» это означало «я дам дуба». Ему и впрямь оставалось жить последние минуты.
– Tu parles, Charles, [7] – возразила Фрина.
У незнакомца было скуластое славянское лицо. Подбородок еще не знал бритвы. Лицо уже сделалось мертвенно-серым: жизнь постепенно уходила из тела. Юноша вздохнул, захлебываясь кровью, и произнес совершенно отчетливо: «Ma mère est а Riga [8] », – вытянулся и умер.
Фрина крепко прижимала раненого к себе, и кровь, фонтаном вырвавшаяся из его легких, залила ее блузку. Она высвободила одну руку, закрыла юноше глаза и бережно положила его на землю. Бесполезная забота, подумала она, осторожно опуская его голову, он уже ничего не чувствует. Паренек казался совсем молоденьким – не старше семнадцати.
Фрина распрямилась и встала.