В машине повисла такая звенящая, такая хрупкая тишина. Я закурила – вторую сигарету за вечер. В ресторане мне курить не хотелось. А теперь надо было наполнить действием, движением, колебанием дыма эту натянутую до разрыва, до последней степени прочности кондиционированную тишину.
Я следила украдкой, как он скользит взглядом по строчкам, и его лицо мягчеет. Что он скажет? Он вдруг рассмеялся.
– Ты из-за журнала, что ли? Ой, господи, кто это все пишет? И ты в этом журнале теперь работаешь?
Он закрыл журнал и выключил свет.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Ты хочешь объяснений, да?
– Хочу.
Я переступила через страх – пусть сейчас все скажет, и закончим на этом.
– Хорошо, если ты настаиваешь. Я Настю давно знаю, у нас общие друзья. Это все. Просто поверь. Здесь только одно точно – про джаз. Все остальное – бабские фантазии.
– Фотография есть еще.
Он развернулся ко мне:
– Алена, послушай, я каждый вечер где-нибудь бываю. И везде одни и те же морды. И журналисты ваши везде. Таких фотографий знаешь сколько в ваших журналах – мне что, на каждой жениться?
– Да, но не про каждого такое пишут.
– Это фантомные боли незамужних редакторш. Кто где чей жених. Ты же сама у меня писатель – как ты можешь это всерьез-то принимать? Вы же для рейтинга всякую муру печатаете. Мне это понятно, и я не возражаю..
– Если я… смогу сказать… тебе это… она перестанет… звонить по утрам?