Страница:
6 из 12
Старик жаловался на американские бомбежки, на Гитлера (это специально для меня), на нелегкую жизнь. Когда восемнадцатый год – «ох, этот тяжелый, невеселый восемнадцатый год!» – лишил его короны, он решил посвятить себя искусству.
– О! Искусство! Единственно святое, что осталось еще в жизни. Оно над всем. Оно не знает войн и революций. Оно парит над нами как… как… – глаза его слегка увлажнились, и он не закончил фразы.
– Вы художник? – спросил я его.
– Нет, к сожалению, я не художник. Бог не наделил меня талантом. Но я помогаю художникам. Я помогаю бедным старым художникам. – В этом месте его голос слегка дрогнул. – Я даю им кров, которого они лишены.
– Вы им сдаете комнаты? – уточнил я.
– Да. Я им даю кров, которого они лишены. И они очень мне благодарны.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что у короля таких дворцов, как в Пильнице, еще три и что все четыре он сдает, вернее, сдавал, и вот теперь его очень интересует – «ведь мы с вами, герр оберст, люди деловые», – у кого он должен получить разрешение, «или как это у нас называется», одним словом, где он может оформить свои права на владение этими четырьмя дворцами.
В самых вежливых выражениях я ему дал понять, что этот вопрос пока еще не решен и что, когда он будет решен, его, Августа-Фридриха-Вильгельма, об этом поставят в известность, а пока, если он не возражает, я могу его снабдить кое-какими «лебенсмиттелями».
О, бедный, бедный король! С каким видом он укладывал в свой рюкзак консервы и хлеб, выданные ему моим старшиной Федотиком.
|< Пред. 4 5 6 7 8 След. >|