JК
Азов :: Мирошниченко Григорий Ильич
Страница: 597 из 615Ну, в добрый час…
– Ах, сокол мой! Мой ненаглядный Мишенька! Мое стременце золотое!.. Господи!.. – заголосила Варвара, услышав решение Татаринова. – Загублена любовь моя навеки. Останусь одинешенька, как поблекшая травина в степи. Ох, распроклятые бояре! Из-за них не станут очи Мишкины глядеть на белый свет; из-за них и я останусь, гореванная, на лютую свою погибель; из-за них осиротеет Тихий Дон!.. Ах, сокол мой, соколик Мишенька! Как чуяла, как знала я и ведала, что мне не жить с тобой. Отрубит голову тебе секирой палач в рубахе красной… Господи!..
Татаринов сказал при всех, целуя горячо Варвару, вновь оплакивавшую его, как покойника:
– Желанная моя! И в тем тебе уже награда будет, что белый царь Руси позарится на голову мою холопью. Знать, голова моя была твоей любви достойна. Не плачь, голубонька!
– Возьми меня с собой! – упрашивала слезно Варвара. – Умру, да рядом, Миша, Мишенька!..
Бабы столпились у ворот: с горшками, с казанами, с привезенной рухлядью, не решаясь войти в крепость.
– Прощай! – сказал Татаринов. – Поеду! Гляди, какое войско в крепости! То всё – твоя охрана… Ну, гей-гуляй… На конь! Путь – на Валуйки!
Серая шапка мелькнула над седлом. Качнулась сабля. Раскосые глаза сверкнули в последний раз…
На берегу Дона, возле Азова-крепости, сидел дед Черкашенин в кругу детворы. Он рассказывал детям о битвах с татарами, о морских походах, о славе атаманов и казаков.
– Ах, сокол мой! Мой ненаглядный Мишенька! Мое стременце золотое!.. Господи!.. – заголосила Варвара, услышав решение Татаринова. – Загублена любовь моя навеки. Останусь одинешенька, как поблекшая травина в степи. Ох, распроклятые бояре! Из-за них не станут очи Мишкины глядеть на белый свет; из-за них и я останусь, гореванная, на лютую свою погибель; из-за них осиротеет Тихий Дон!.. Ах, сокол мой, соколик Мишенька! Как чуяла, как знала я и ведала, что мне не жить с тобой. Отрубит голову тебе секирой палач в рубахе красной… Господи!..
Татаринов сказал при всех, целуя горячо Варвару, вновь оплакивавшую его, как покойника:
– Желанная моя! И в тем тебе уже награда будет, что белый царь Руси позарится на голову мою холопью. Знать, голова моя была твоей любви достойна. Не плачь, голубонька!
– Возьми меня с собой! – упрашивала слезно Варвара. – Умру, да рядом, Миша, Мишенька!..
Бабы столпились у ворот: с горшками, с казанами, с привезенной рухлядью, не решаясь войти в крепость.
– Прощай! – сказал Татаринов. – Поеду! Гляди, какое войско в крепости! То всё – твоя охрана… Ну, гей-гуляй… На конь! Путь – на Валуйки!
Серая шапка мелькнула над седлом. Качнулась сабля. Раскосые глаза сверкнули в последний раз…
На берегу Дона, возле Азова-крепости, сидел дед Черкашенин в кругу детворы. Он рассказывал детям о битвах с татарами, о морских походах, о славе атаманов и казаков.