Смертельное шоу   ::   Христофоров Игорь

Молоденький лысый зек с чуть оттопыренными ушами старательно открывал перед ним рот, вытягивая цыплячью шею, что-то пел, и когда он, прорвавшись сквозь муть своих плохих предчувствий, все-таки уловил слова "от печали до радости -- ехать и ехать", то представил, как его холодное тело везут на скрипучей лагерной телеге на погост, где уже заготовлена номерная, без имени и фамилии, бирка на палке, так и не ставшей черенком лопаты, представил, сколько радости будет от его смерти не только у начальства колонии, но и у ближайших же дружков, особенно седого, уже давно мечтающего стать паханом зоны, и зло оборвал певца:

-- Харэ! Давай другую!

-- Третьему отряду строиться на обед! -- испуганно напомнил от тумбочки дневальный.

-- "Двадцать лет спустя" еще могу, -- сглотнув неприятно твердую

слюну, предложил Санька. -- И "Белый теплоход"...

Косой громко цыкнул сквозь зубы. Антонов был его молодостью.

Антонов был частью его жизни. И то, что песни обожгли его вместо

того, чтобы приласкать, разозлило Косого.

-- Все. Концерт окончен, -- глухо процедил он, откусил заусенец у ногтя на указательном пальце и плюнул им в сторону Саньки. -- Пошли пайку хавать!

-- Точно -- пора, -- первым встал седой.

Он оказался на голову выше и в два раза шире Саньки.

-- Макароны стынут, -- двинул седой плечом Саньку, и тот еле устоял, чтобы не упасть под батарею отопления.

Синие куртки молчаливо потянулись за седым. Одна из них принадлежала Косому, но Санька так и не определил, какая же именно. Спины и затылки у всех оказались одинаковыми, как под кальку сработанными. Неужели он ошибся и главным был все-таки не Косой, а этот необъятный и мрачный мужик с изморозно-седой башкой?

Концерт закончился. Аплодисментов он так и не дождался. Но в то, что все сорвалось, Санька поверил только тогда, когда стихли последние шаги по скрипучим доскам отрядной комнаты.

Глава четвертая

ЗА ТРИ ДНЯ ДО НАЧАЛА ШОУ

Санька не ожидал, что день выхода на свободу окажется столь безрадостен.