Баллада о Савве   ::   Максимов Владимир Емельянович

Обычно снисходительность только настораживала Сашку: кто знает, чего от него хотят? Но рыжий излучал какую-то особенную веселую доверительность, и Сашка проникся ею, и что-то в нем отошло, оттаяло, и он ответил, правда без излишнего восторга:

- Море не мое...

- Это ты прав. Но ведь мы же джентльмены, не правда ли?

Слово Сашка слышал впервые, но на всякий случай согласился:

- Угу.

А парень уже падал в воду, взлетал над ней блистающим багровым телом и снова падал, и в каплях стекавшей с него воды преломлялось раннее солнце. При каждом взлете этого как бы струящегося тела Сашка невольно делал движение, словно пытаясь стряхнуть с себя давно остывший галечник и броситься в воду, но вместо этого еще глубже зарывался в него: он совестился себя и - ко всему - не умел плавать...

- Давай сюда-а-а!..

- Не умею-ю!..

- Я научу-у-у!..

- Не-е!..

- Да ты же каменны-ы-ый!.. Я и забы-ыл!..

Голос рыжего взлетел над морем густо и празднично.

Растягиваясь на галечнике рядом с Сашкой, он долго и вкусно отфыркивался, потом спросил:

- Чем занимаешься, сфинкс, так далеко от Египта?

В другой бы раз Сашка сплел целую историю со слезой о тете да дяде или о другом каком-нибудь дальнем родственнике, к которому он приехал от нелюбимой мачехи, - ненависть к детприемникам научила его этому, - но сейчас, лежа около рыжего, почему-то не смог, не сумел покривить душой:

- Бомблю*.

* Бомбить - нищенствовать (жаргон.).

- Свистишь?

- Ей-Богу.

- А я проверю.

- А как?

- А очень просто: Турка знаешь?

- Турка? Как облупленного. Щипач*.