Бедные   ::   Манн Генрих

— Пустая отговорка. Так может сказать каждый. И твой сын, одалживая Бальриху свои учебники, будет ссылаться на науку. Ганса теперь с ним водой не разольешь.

Бук отступил и уже робко, без иронии, сказал:

— Ганс? Но он ведь ребенок, не правда ли? В его возрасте дружат, не считаясь с рангами…

Ганс, притаившийся за камышовой кушеткой с горой подушек, все это слышал. Он закрыл лицо руками. Отец отрекается от него. Отец лжет. Папа и он, Ганс, — оба вынуждены лгать дяде Геслингу… Он тихонько выполз из-за кушетки, прячась под гирляндами роз, и ускользнул с террасы. «Разве кто-нибудь может принудить нас лгать? Я ненавижу этого человека и буду ненавидеть вечно, клянусь!» При этом он отлично понимал, что и сам уже лгал не раз и что такова жизнь.

А с террасы все еще доносился крик Геслинга.

— Я должен верить всему, что мне говорят, и все говорят одно и то же, точно лжесвидетели. Что же я — к разбойникам попал?

— Ты болен, — мягко сказал Бук.

Но шурин уже вопил срывающимся голосом:

— Горе вам, если я вас поймаю!

И, повернувшись на каблуках, покинул террасу.

В саду у «лубяной беседки» Геслинг увидел сыновей. Над окнами, обложенными корой, Горст и Крафт развешивали белые черепа животных.

— Что это значит? — спросил отец.

— Это принесенные в жертву богу Одину [4] черепа священных лошадей, — пояснил Горст, и пустил слезу из-под монокля.