Боярщина   ::   Писемский Алексей

Уроды этакие! И та-то, ведь как же, богу молиться! Богомольщица немудрая, прости господи! Ступай и скажи сейчас Сеньке, чтобы ехал к предводителю и попросил, нельзя ли кузнеца одолжить, дня на два, дескать! Что глаза-то выпучил?

- Семена дома нет-с, - отвечал лакей.

- Это как? Где же он?

- В город на почту уехал; барыня послали.

- Да ведь я говорил, - вскрикнул Мановский, - чтобы ни одна бестия не смела ездить без моего спросу.

- Барыня изволили послать.

- Как барыне не послать? Помещица какая! Хозяйством не занимается, а только письма пишет - писательница! Как же, ведь папеньку надобно поздравить с праздником, - только людей да лошадей гонять! Пошел, скажи кучеру, чтобы съездил за кузнецом.

Лакей ушел. Михайло Егорыч, надевши только картуз и в том же костюме, отправился на конский двор.

Анна Павловна, сидевшая в своей спальне, слышала весь этот разговор; но, кажется, она привыкла к подобным выходкам мужа и только покачала головой с какою-то горькою улыбкой, когда он назвал ее писательницей. Она была очень худа и бледна. Через четверть часа Мановский вернулся и, казалось, был еще более чем-то раздосадован. Он прямо пошел в спальню.

- Что у нас теперь делают? - спросил он, садясь в угол и не глядя на жену.

- Ячмень сеют. Овес вчерашний день кончили, - отвечала та.

- Много ли высеяно ячменя?

- Сегодня я не знаю.

- Да что ж вы знаете? - перебил Мановский. - Я, кажется, говорил вам, чтобы вы сами наведывались в поле, а то опять обсевки пойдут.

- Но я больна, Михайло Егорыч!

- Вечная отговорка: я больна! Надели бы шубу, коли очень знобки. Для чего вы здесь живете? Последняя коровница и та больше пользы делает.