Борис Пастернак   ::   Быков Дмитрий Львович

Такую любовь не оборвешь «реквиемом лебединым» — такой разрыв яростен, он — продолжение войны:

Но с нынешней ночи во всем моя ненависть

Растянутость видит, и жаль, что хлыста нет.

Весь ужас был в том, что на его неистовство она отвечала тихой печалью и нежностью.

Мой друг, мой нежный, о, точь-в-точь, как ночью, в перелете с Бергена на полюс,

Валящим снегом с ног гагар сносимый жаркий пух,

Клянусь, о нежный мой, клянусь, я не неволюсь,

Когда я говорю тебе — забудь, усни, мой друг.

В том-то и ужас, что не неволится! Будь это принужденье обстоятельств — он бы еще стерпел, но — ее собственный выбор!

Когда, как труп затертого до самых труб норвежца,

В виденьи зим, не движущих заиндевелых мачт,

Ношусь в сполохах глаз твоих шутливых — спи, утешься,

До свадьбы заживет, мой друг, угомонись, не плачь.

Когда совсем как север вне последних поселений,

Украдкой от арктических и неусыпных льдин,

Полночным куполом полощущий глаза слепых тюленей,

Я говорю — не три их, спи, забудь: все вздор один.

Спать! Этим же выдохом заканчивалась «Сестра». Не три глаза, забудь, спи… и самый сон этот предстает полярным, ночным забытьём вмерзающего в лед корабля. «Скрежещущие пережевы» льдин, ледоход — это для Пастернака значимый символ со времен «Воскресения», иллюстрированного отцом: первая ночь Катюши и Нехлюдова случилась, когда шел лед по реке и лежал душный туман.