Страница:
6 из 7
Гул не смолкал ни пока фотографы, прыгнув на край помоста, наводили свои "обезьяньи ящики" (как выразился мой сосед-немец) на бойцов, на судью, на секундантов, нипока чемпионы "боевые рукавицы натягивали" (мне вспоминается молодой опричник и удалой купец). И когда оба противника поскидали с могутных плеч халаты (а не "шубы бархатные") и кинулись друг на друга в белом блеске ринга, легкий стон прошел в темной бездне, в рядах кукурузных зерен и в верхних туманных ярусах, - ибо все видели, насколько баск крупнее, коренастее их любимца.
Брайтенштретер напал первый, и стон превратился в грохот восторга. Но Паолино, вобрав в плечи голову, отвечал короткими крюками снизу вверх, и чуть ли не с первых же минут лицо немца блестело кровью.
При каждом же ударе, получаемом Брайтенштретером, мой сосед со свистом вбирал воздух, словно сам получал удары, и крякала каким-то огромным сверхъестественным кряком вся темнота, все ярусы. Уже на третьем раунде стало заметно, что немец ослабел, что удары его не могут оттолкнуть сгорбленную оранжевую гору, надвигающуюся на него. Но он бился с необыкновенной смелостью, стараясь наверстать быстротой те 15 фунтов, на которые баск был тяжелее его.
Вокруг светящегося куба, по которому плясали бойцы и судья, извивавшийся между ними, черная темнота замерла, - и в тишине сочно брякала лоснистая от пота перчатка о голое живое тело. В начале седьмого раунда Брайтенштретер упал, но через 5-6 секунд, рванувшись, как лошадь на гололедице, встал.
|< Пред. 3 4 5 6 7 След. >|