JК
Братья Гордеевы :: Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Страница: 16 из 20Амфея Парфеновна спустилась из светлицы как ни в чем не бывало, села за стол и даже сама налила рюмку анисовки, которую Федот Якимыч выпивал на сон грядущий. Впрочем, за щами не было сказано ни одного слова. Щи были горячие, как любил Федот Якимыч.
– Сказывают, мудреная немка-то у Левонида, – заговорила первой Амфея Парфеновна, нарушая гробовое молчание.
– Ну?
– Дома, слышь, и в люди ходит простоволосая…
– Н-но?
– По-русски ни слова…
– Ах, волк ее заешь!.. Так Левонид-то как же?
– По-ихнему тоже лопочет… Смех один, сказывают. Приданого немка вывезла тоже раз-два, да и обчелся: платьишек штук пять, французское пальто, шляпку с лентами… Только она простая, немка-то, и из себя ничего, кабы ходила не простоволосая.
Молчание. Федот Якимыч хрустает прошлогоднюю соленую капусту – любимое его кушанье – и время от времени сбоку поглядывает на жену. Он чувствует себя немного виноватым: погорячился и обругал жену ни за что.
– Так простоволосая? – спрашивает он и улыбается в бороду. – Ах, чучело гороховое!
– Ничего не чучело: она по своей вере и одевается, как там у них, в немцах, бабам полагается. Мы по-своему, а они по-своему… Только оно со стороны-то все-таки смешно.
– Никашка – гордец, а Левонид как будто ничего, – в раздумье говорит Федот Якимыч. – Левонид поочестливее будет…
– А што говорят другие-то про них?
– Да разное… Уехали свои, а приехали чужие, – што тут разговаривать? Видно будет потом.
Опять молчание.
– Сказывают, мудреная немка-то у Левонида, – заговорила первой Амфея Парфеновна, нарушая гробовое молчание.
– Ну?
– Дома, слышь, и в люди ходит простоволосая…
– Н-но?
– По-русски ни слова…
– Ах, волк ее заешь!.. Так Левонид-то как же?
– По-ихнему тоже лопочет… Смех один, сказывают. Приданого немка вывезла тоже раз-два, да и обчелся: платьишек штук пять, французское пальто, шляпку с лентами… Только она простая, немка-то, и из себя ничего, кабы ходила не простоволосая.
Молчание. Федот Якимыч хрустает прошлогоднюю соленую капусту – любимое его кушанье – и время от времени сбоку поглядывает на жену. Он чувствует себя немного виноватым: погорячился и обругал жену ни за что.
– Так простоволосая? – спрашивает он и улыбается в бороду. – Ах, чучело гороховое!
– Ничего не чучело: она по своей вере и одевается, как там у них, в немцах, бабам полагается. Мы по-своему, а они по-своему… Только оно со стороны-то все-таки смешно.
– Никашка – гордец, а Левонид как будто ничего, – в раздумье говорит Федот Якимыч. – Левонид поочестливее будет…
– А што говорят другие-то про них?
– Да разное… Уехали свои, а приехали чужие, – што тут разговаривать? Видно будет потом.
Опять молчание.