Бремя нашей доброты   ::   Друцэ Ион

Раздевается, ругая холод и зиму, заделывает все щели в дверях, чтобы не дуло, и они снова заперты в доме, и это уже до следующего дня. Иногда зайдет по дороге к колодцу сосед. Сядет, укутанный поверх шапки старой шалью жены, расскажет, чем они топили вчера печку и чем собираются ее сегодня топить. Затем, посидев молча еще некоторое время, берет ведро и уходит. И снова тоскливо, неуютно в доме, и время тянется долго, пока не стемнеет, а уж как стемнеет, так это на целую вечность. И опять бесконечная ночь, а назавтра еще один серый день, а между ними, рано утром и поздно вечером, теплая мамалыга, отварная фасоль да соленые огурцы. Кукурузные стебли отсырели в коровьих яслях, горят плохо. В доме полно дыму, а детская душонка мается, и жить ей, бедной, так хочется.

- Отец, а что, долго еще до того самого рождества?!

Онаке улыбается: скажи, чего им захотелось! Спрашивает Тинкуцу, которая жужжит веретеном на печи:

- Ты слышала, о чем эти карапузы заговорили?

Он не столько удивлен, сколько обрадован их вопросом, потому что, хоть и в летах, душа его тоже мается, ему тоже никак не дождаться рождества. Из того неисчислимого моря праздников, которое церковь навалила на бедных чутурян, Онаке выбрал себе только два - рождество да пасху, но уж любил он их и радовался им, как и его дети.