Бремя власти   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

— Окатию невыгодно покажет, придать ежели… — осторожно ответствовал посельский. Обсудили, что следует придать. Уже совсем было отпуская посельского, Иван спросил будто бы мимоходом:

— А как, убеглые смерды идут к Твери?

— Правду сказать, идут, князь-батюшка! — ответствовал тот сокрушенно.

— Осаживаю, конешно, иных…

— Осаживать нельзя, — перебил Иван, — надо добром. Сами бы приходили, как в Тверь!

— А тогда тово, Иван Данилыч, леготу надоть! — возразил посельский.

— Леготу? — переспросил Иван.

— Без даней, без кормов, наездов, безо всего — слободу, одним словом. Года на три, а то и на пять… На десять-то тяжеленько… Тогда осядут и у нас!

— На десять и давай! — примолвил Иван, как о решенном.

— Чегой-то? — не понял посельский.

— На десять летов, говорю, давай леготу! Пущай, яко во Тверь… Грамоту седни изготовлю!

Отпустив посельского, Иван опять задумался о митрополите. Все было неясно, неверно, зыбко до сей поры! Землю Феогносту мог дать и Гедимин в Литве, а тогда… И он вновь вздохнул о покойном Петре. Да, был бы жив Петр! Как тогда ходили к нему с крестником! Крестник нынче стал какой-то бесполезный для дела. Далекий и словно бы чужой.