Бремя власти   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

Елена последнее время почасту так небрегла им из-за болести своей женской, а то и стесняясь постарелого тела своего (как-то сказала о том Ивану). Не понимает, сколь нужна ему и теперь, и такая: словом, ласкою, советом, — да и без того сжился так с нею, что уже и не видит порою печатей возраста и увядания. Думая утешить, поднял руку, огладил жену по волосам и вдруг понял, что она молча, неслышно, плачет.

— Почто ты, Оленушка?!

— Ты, ты… не любишь, не любишь… — Он хотел привлечь, сказать горячо: «Люблю!» — как она выдавила с рыданием: — Не любишь Машу! Слыхала я, Мину с его живорезами посылать в Ростов! Зачем тогда была выдавать на позор, стыд… — Поднялась на локте, чуть видная в лампадном сумраке, выдавила со страстной ненавистью:

— Ты ведь не Ростов, ты дочь свою зоришь! Даве за столом, про церкву етую… Едва сдержалась! Что мне эти почести! Да, ты — Костянтин, а я — никакая не Елена, я простая жонка, баба московская! Даже не княгиня! Вот! И так уже глаза колют!

— Кто? — не сдержавшись, глухо вопросил Иван.