Бросок на юг (Повесть о жизни - 5)   ::   Паустовский Константин

Но об одном я не могу умолчать, потому что это, пожалуй, одна из самых горьких правд на земле, - вскоре Маргарита нашла себе богатого возлюбленного и сбежала с ним из Тифлиса.

Каждому свое

В Тифлисе я жил среди разнообразных людей, но все они обладали одним общим свойством: каждый был полон своими мыслями и своим делом, каждый говорил о своем и мало обращал внимания на остальных, особенно на тех, кого считал чужаком. Бабель уехал в Москву еще до моего приезда в Тифлис, и единственным человеком, с которым мы сходились в мыслях, был Фраерман.

В среде футуристов-писателей и художников я считался не то чтобы чужаком, но "диким": колеблющимся и непосвященным.

Так обо мне думали, должно быть, потому, что я не ввязывался в споры и одинаково не принимал ни "темно-серую" литературу Шеллеров-Михайловых, ни "сиропные" стишки Ратгаузов, ни заумные "смыки" и "мыки".

Спорил я только с постоянным посетителем дома Зданевичей поэтом Николаем Чернявским. Он был влюблен в Грузию и потому звал себя не Николаем, а по-грузински - Колау.

Стихи он писал таким способом, что без чертежа почти невозможно было объяснить этот способ. В общем, он сначала писал основной текст стихотворения, даже довольно понятный. Но путем типографских ухищрений и игры шрифтов одно и то же стихотворение превращалось в три.

Достигалось это тем, что стихи печатались вместе, но тремя размерами шрифтов. Если вы читали только слова, набранные самым крупным шрифтом, не обращая внимания на слова, напечатанные средним или мелким шрифтом, то получался один текст.