Страница:
74 из 260
Что же мы делаем? Снимаем бинты, тряпки с ран, стираем их, кое-как кипятим и снова перевязываем.
Всякими «инструментами» — булавками, иголками, ножницами, шпильками — достаем торчащие осколки. Но ведь мы не хирурги, мы не можем делать операции, а люди-то умирают…
Ой, товарищ подполковник, что делается! Просили мы у немцев отдать нам картошку, которую они варят для раненых. Мы бы ее очистили, помыли… Не дают. Просим отпустить девушек в деревню, пусть с конвоиром, чтоб собрать продуктов. Знаете, что они отвечают: «Все продукты, какие есть в деревне, нужны для солдат доблестной немецкой армии, а русские пусть хоть все перемрут: чем меньше нахлебников, тем лучше».
Много еще мне рассказывала Шура, и глаза ее увлажнялись слезами, а плечи дрожали. Наконец, она не выдержала и разрыдалась.
Я был тогда потрясен не ее рассказом, а ее глубокой скорбью, силой ее чувства.
…Несколько позднее в лагере военнопленных, в Великих Луках, я узнал о трагической судьбе этой девушки.
В тот госпиталь-конюшню немцы привели якобы хирурга. Он начал колоть, резать, пилить беззащитные тела, избивал раненых и медсестер. Девушки под командой Шуры восстали против самозванца, к ним присоединились раненые. «Врач» был убит. А потом всех участников самосуда вывели из конюшни и расстреляли…
Да, вот так война обнажала человека, белое становилось белым, черное — черным. Война схлестнула белое с черным. Эту схватку я видел не только на фронте в открытом бою, она продолжалась передо мною и в той жизни, которая шла за колючей проволокой.
|< Пред. 72 73 74 75 76 След. >|