Цейлонский графит   ::   Гроссман Василий

- Что, будет сегодня дело? - спросил Патрикеев и, уныло погладив лысину, пробормотал. -- Хоть бы в этом году получить отпуск, поехал бы в Сочи.

-- Знаете, -- сказал Кругляк, -- меня уже тошнит от холостой любви.

Потом, сверкнув карими зрячими глазами и пронзив воздух большим пальцем, он проговорил:

-- Цейлонский графит на исходе? Я найду заменитель. Мы заменим его, если понадобится, навозом, а карандаши все-таки будут писать. А, Степан Николаевич? Разве можно остановить производство карандашей в стране, которая начала учиться писать?

И они снова заговорили о том, что дощечка сырая, что кудиновская глина никуда не годится, а чясовярская ничуть не хуже германской шипаховской, и что Бутырский завод готовит не краски, а дерьмо, но что глянцлак и грунтлак завода "Победа рабочих" совсем не плохи... Фабер и даже сам Хартмут не отказались бы от них.

Потом в комнату ворвался клеевар и крикнул: "Расклейка!" Патрикеев вытер пот, а Кругляк выругался, и все побежали в цех.

Никто не знал настоящей фамилии нового химика, но, глядя на его кофейное лицо, синеватые толстые губы, -- такие губы бывают у мальчишек, вылезающих из воды после четырехчасового купания, - на черные глаза, ворочавшиеся за громадными стеклами очков, как существа, живущие своей отдельной и обособленной жизнью, казалось, что имя у него красивое и странное, как плеск воды, "Бэн", "Сайд", "Али".