Цена человека   ::   Романовский Владимир

Мы проводили Льва Евгеньевича к поезду и обратно возвращались вместе. Андрей выглядел озабоченным и всю дорогу молчал, разговорился он лишь, когда я спросил, трудно ли учиться.

- Трудно - не то слово... Представляете, в 37 лет взяться за языки? Английский ещё куда ни шло, все-таки мама с нами занималась. Но финский... А остальное? Это только со стороны кажется, что интересно... А на деле... Международное торговое законодательство, работа арбитража, документы для контрактов... Тоска зеленая. Знаете, что спасает? Вспоминаю, как работает отец. Мы сидим в общей комнате, смотрим телевизор, а он у себя. Сквозь стеклянную дверь видны свет настольной лампы, склоненная над книгами голова. Рядом под лампой дремлет Рыжик, был у нас такой кот, любимец отца. 17 лет у нас прожил. Вундеркот. Пройдешь мимо раз, другой третий - сидит, уже ночь глубокая - сидит... И Рыжик под лампой, как часовой, только спящий. Я часто ловлю себя на мысли: теперь и я прикован к письменному столу. Вспомнишь - и вроде ничего. Постепенно финский стал поддаваться... Я ведь один здесь, семья в Питере... Знаете, как отец зовет внуков? Короеды. Действительно короеды - сидят теперь на даче и хрумкают морковками, - он помолчал и продолжал: - Какое слово, а? Русский язык начинаешь ценить, когда сядешь за иностранный. Сравните - английское "герл" и наше "девушка". Как говорится - две большие разницы.

- Может, выпьем, за этих, за короедов, - предложил я.

- Здесь недалеко, на Вернадского - хорошее кафе.