Человек, который был Четвергом   ::   Честертон Гилберт Кийт

Не услышит он его и сегодня, хотя рвение мое могло бы взорвать крышу. Ведь угнетенные вправе собираться лишь глубоко под землей, как собирались в катакомбах христиане. Но если бы по ужасной, немыслимой случайности сюда попал человек, который всю жизнь судил о нас неверно, я спросил бы его: «Когда христиане собирались в катакомбах, какая слава ходила о них наверху, на улицах? Какие басни об их жестокости рассказывали друг другу просвещенные римляне? Предположите, — сказал бы я, — что мы повторяем таинственный парадокс истории. Предположите, что и нас считают чудищами, ибо мы безобидны. Предположите, что и нас считают безумными, ибо мы кротки».

Рукоплескания, пылкие поначалу, становились все слабее и оборвались при последнем слове. Наступила тишина. Человек в бархатной куртке крикнул тонким голосом:

— Я не кроток!

— Товарищ Уизерспун говорит нам, что он не кроток, — сказал Грегори. — Как мало он знает себя! Да, слова его странны, вид его дик и даже неприятен, лишь взор глубокой и чуткой дружбы рассмотрит под всем этим истинную кротость, о которой не ведает он сам. Повторяю, мы те же ранние христиане, но мы пришли слишком поздно. Мы просты, как они, — посмотрите на товарища Уизерспуна. Мы скромны, как они, — посмотрите на меня. Мы милосердны…

— Нет! — возопил Уизерспун Бархатная Куртка.

— Мы милосердны, повторяю, — яростно продолжал Грегори, — как первые христиане. Однако их обвиняли в людоедстве.