Страница:
307 из 309
Но преодолеть укоренившееся недоверие помогало мне то, что Драйзер, Мастерс, Менкен, Андерсон, Льюис, любя Америку, разоблачали скудость американской жизни. Эти писатели верили, что Америку можно изменить, и она станет ближе тем, кто в ней живет.
Эти романы, рассказы и эссе, трагические или героические, согревали меня невидимым светом; уезжая, я стремился к этому неуловимому свету, боясь потерять его и разрушить надежду, которая была моим единственным оправданием.
Белый Юг похвалялся, что знает, чем дышат "черномазые", а я был именно "черномазый", и меня он совершенно не знал, не представлял себе, что я думаю, что чувствую. Белый Юг определил мне мое "место" в жизни - я никогда не знал своего "места", вернее, чутьем отвергал то "место", которое отвел мне Юг. Я никогда не мог смириться с тем, что я в чем-то хуже других. А то, что говорили белые южане, не могло поколебать моего убеждения, что я - человек. Правда, я лгал. Я воровал. Я пытался сдержать бурлящий гнев. Я дрался. Вероятно, по чистой случайности меня не убили... Но как еще мог я на Юге выразить себя, свое естество, свое я? Мне оставалось лишь отрицание, бунт, агрессия.
Не только белые южане не знали, что я собой представляю, - я сам, живя на Юге, не имел возможности понять себя.
Гнет, под которым я жил на Юге, не позволял мне быть тем, чем я мог бы стать. Я был таким, как требовало окружение, семья, а эти требования диктовались белыми, стоявшими над нами; следовательно, белые распоряжались моей личностью.
|< Пред. 305 306 307 308 309 След. >|