JК
Чик и белая курица :: Искандер Фазиль
Страница: 4 из 6Потом она взяла ее за лапки, не забыв прихватить и отрезанную головку, выпрямилась, тяжело вздохнула и сказала:
— Эх, Чик, трудно будет тебе в жизни!
Чиктак и знал, что она что-то такое скажет, полоснет его по сердцу.
— Что я Хахамом собираюсь стать, что ли?! — закричал Чик, — почему мне трудно будет?!
Хахамом называли старого еврея, который жил на углу. Грузинские евреи носили ему резать своих кур. Но русские евреи почему-то не носили. Чик даже точно не знал, Хахам — это его имя или профессия. Вернее, ему казалось, что это имя, постепенно превратившееся в профессию. Хахам и все! Так все говорили.
Мать на его слова ничего не ответила. Вернее, она устало сказала:
— Отнеси бутылку Софье Дмитриевне.
Это опять прозвучало так: раз ты больше ни на что не способен. Было неприятно.
— Чик, а что в бутылке? — спросил Абу, мальчик из соседнего двора. Чик не стал ничего отвечать, а пошел во флигель, где жила Софья Дмитриевна. Она сидела на своем месте на веранде, глядя в открытое окно. Конечно, она видела все, что происходило у крыльца. Она всепонимающе, грустно улыбнулась Чику и сказала:
— Спасибо за уксус, Чик.
Чику сейчас совершенно не нужна была всепонимающая, грустная улыбка. Только не это!
Он поставил бутылку на столик и пошел назад.
Когда он сходил с крыльца, он услышал дружный гогот всех ребят — и своих, и чужих. Чик почему-то догадался, что этот хохот связан с ним, вернее, с ним и с белой курицей и даже, может быть, с этой бутылкой. Было неприятно. Когда он подошел к ребятам, хохот уже предательски смолк.
— Эх, Чик, трудно будет тебе в жизни!
Чиктак и знал, что она что-то такое скажет, полоснет его по сердцу.
— Что я Хахамом собираюсь стать, что ли?! — закричал Чик, — почему мне трудно будет?!
Хахамом называли старого еврея, который жил на углу. Грузинские евреи носили ему резать своих кур. Но русские евреи почему-то не носили. Чик даже точно не знал, Хахам — это его имя или профессия. Вернее, ему казалось, что это имя, постепенно превратившееся в профессию. Хахам и все! Так все говорили.
Мать на его слова ничего не ответила. Вернее, она устало сказала:
— Отнеси бутылку Софье Дмитриевне.
Это опять прозвучало так: раз ты больше ни на что не способен. Было неприятно.
— Чик, а что в бутылке? — спросил Абу, мальчик из соседнего двора. Чик не стал ничего отвечать, а пошел во флигель, где жила Софья Дмитриевна. Она сидела на своем месте на веранде, глядя в открытое окно. Конечно, она видела все, что происходило у крыльца. Она всепонимающе, грустно улыбнулась Чику и сказала:
— Спасибо за уксус, Чик.
Чику сейчас совершенно не нужна была всепонимающая, грустная улыбка. Только не это!
Он поставил бутылку на столик и пошел назад.
Когда он сходил с крыльца, он услышал дружный гогот всех ребят — и своих, и чужих. Чик почему-то догадался, что этот хохот связан с ним, вернее, с ним и с белой курицей и даже, может быть, с этой бутылкой. Было неприятно. Когда он подошел к ребятам, хохот уже предательски смолк.