Большая скука   ::   Райнов Богумил

На мою беду, а может, и к счастью, это не тот глубокий и сладкий сон, когда ты погружаешься в полное забытье, а скорее полусон, в котором мне является всякая чушь, какие-то насекомые, видения тягостные и жуткие; среди них и тот голый каменистый холм, по которому мне предстоит совершать перебежки, чтобы швырнуть на вершину две-три лимонки. Порой мои отяжелевшие веки размыкаются и слух рассеянно следит за вкрадчивыми шагами на лестнице. Озадаченные тем, что в окошке мансарды темно, и мучимые вечной подозрительностью, прилипалы, похоже, добрались до самой двери, чтобы, прислушавшись, убедиться, что я не улизнул из своего жилища.

Светящиеся стрелки часов показывают девять тридцать. Пожалуй, надо внести в это дело полную ясность. Я встаю и поворачиваю выключатель. Осторожные шаги неторопливо удаляются. Свет под дверью успокоил недоверчивых топтунов.

Вынув из чемодана небольшой портфель, который я для солидности два-три раза брал с собой на симпозиум, кладу в него пачку долларов и еще кое-какие вещи, в том числе свой плоский маузер. Я настолько привык носить под мышкой эту вещицу, что уже перестал ощущать ее тяжесть. Не исключено, что маузер скоро мне понадобится, но пока придется с ним расстаться. Отныне держать пистолет при себе небезопасно.

Заведенный на час ночи будильник стоит у изголовья. Сняв пиджак, ложусь в постель.

Не знаю, как у других людей, но мой мозговой будильник почти непогрешим, так что ровно в час ночи глаза мои раскрываются, я встаю и, не зажигая света, собираюсь в путь. Как было установлено ранее, я могу уйти тремя путями, но во всех случаях должен пересечь пустырь за домом. Я мог бы через окошко вылезти на крышу, затем пойти по крышам соседних домов и спуститься через чердак, скажем, третьего или четвертого.