Чужая жизнь   ::   Расул-заде Натиг

Он старался не попасться ей на глаза в своих смешных брюках и в школу ходить перестал, и как мать ни билась, ни уверяла его, что сейчас все люди в таком же бедственном положении, что все терпят нужду и ничего зазорного в том нет, что брюки его перешиты из маминого платья, ведь не краденые, в конце концов, - все было напрасно. Юность часто бывает эгоистична, и это вполне справедливо, когда она хочет красиво выглядеть; и мать понимала это и ничего не могла поделать, что же тут поделаешь, когда нет. На нет, как говорится, и суда нет, не красть же ей, в самом деле. А он все издали посматривал за своей девчонкой, вздыхал украдкой и, верно, в душе ругал мать за то, что брюки его получились такими куцыми. И она переживала вместе с ним, сердилась на себя, что не может помочь сыну, но разве он был один, девятеро у нее было на руках, девятеро, если считать двух ушедших на войну. Да ведь как же их и не считать, за них-то и болела душа больше всего, так что, считай, и они тут же были, значит, всего девятеро, да еще и младшая сестренка, вот тебе и десять человек, десять душ, десять болячек в ее сердце...

Вспомнила старуха, как в то же почти время, - война еще шла, и было голодно, она одна осталась с детьми на руках, - вдруг, как снег на голову, ей, еще в самом цвете лет, еще по нынешним временам, можно сказать, молодой (это тогда в сорок-пятьдесят в стариках ходили, помирать собирались, хватит, говорили, пожили свое, говорили, а теперь шестидесятилетние не хотят, чтобы их стариками величали, мы, говорят, пожилые, старики - это после семидесяти, а о смерти думать надо уж никак не раньше восьмидесяти, вот так-то..