Цитадель   ::   Сент-Экзюпери Антуан

Но как пустить к себе целое воинство пастухов с чуждыми нам обычаями? Они посеют в моих людях сомнение, а сомнение -- начало порчи. Как принять на своей земле пастухов из чужой Вселенной? Я ответил: "У меня двадцать пять тысяч человеческих детей, они должны научиться молиться по-нашему, иначе останутся без лица и стержня". Правоту каждого из нас отстаивало оружие. Как прилив и отлив, надвигались мы и отступали. Всей силой давили мы друг на друга, но никто не мог взять верх -- от взаимных поражений сила наша сравнялась. "Ты победил -- значит, сделал меня сильнее".

Нет, не было во мне презрительного высокомерия, когда я взирал на величие моего соседа. На висячие сады его столицы. На благовония, привозимые его купцами. На прекрасные кувшины его чеканщиков. На его мощные плотины. Презрительность -- помощница неполноценных, только их истине мешают все остальные. Но мы из тех, кто знает, что истин на свете много, нас не унижает признание добротности чужой истины, хотя мне она все равно будет казаться заблуждением, но ни яблоня к виноградной лозе, ни пальма к кедру не относятся с презрением. Каждое дерево стремится стать как можно выше и не сплетает своих корней с чужими. Каждое хранит свой облик и естество -сокровища, которые не должны расточиться.

-- Если хочешь поговорить с соседом по существу, -- говорил отец, -пришли ему ларчик с благовониями, пряности или спелый лимон, пусть в его доме запахнет твоим домом. Твой воинственный клич в горах -- тоже подлинный разговор. И привезенное тебе послом объявление войны тоже.