JК
Дай вам Бог здоровья, доктор Кеворкян :: Воннегут Курт
Страница: 29 из 30Иногда Айзек выпускал по десять томов в год! И не только отменную научную фантастику, но и научно-популярные книги о Шекспире, биохимии, античной истории, Библии, теории относительности и многом другом.
У Айзека имелась докторская степень по химии, а родился он в Смоленске, в бывшем Советском Союзе, но вырос в Бруклине. Согласно некрологу в «Нью-Йорк Таймс», он ненавидел летать и никогда не читал ни Хемингуэя, ни Фицджеральда, ни Джойса, ни Кафку. «Я чужак в литературе двадцатого века», — написал он однажды.
«Айзек, — сказал я, — тебе самое место в книге рекордов Гиннеса».
А он ответил: «Чтобы быть увековеченным рядом с петухом по кличке Чудак, который весил десять килограмм и убил двух кошек?»
Я спросил, пишет ли он что-нибудь, и он ответил: «Постоянно! Рай был бы адом для меня, если бы я не мог писать все время. И Земля была бы адом, если бы не возможность писать все время. Сам ад был бы терпим, если бы я мог писать все время».
«Слава Богу, что ада нет», — сказал я.
«Приятно было поболтать, — сказал он, — но мне пора за работу над шеститомным исследованием земных предрассудков относительно загробной жизни».
«А я бы с удовольствием поспал», — сказал я.
«Говоришь, как настоящий гуманист», — заметил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
«Последний вопрос, — попросил я. — Что заставляет тебя так много писать?»
Айзек Азимов ответил одним словом: «Бегство».
У Айзека имелась докторская степень по химии, а родился он в Смоленске, в бывшем Советском Союзе, но вырос в Бруклине. Согласно некрологу в «Нью-Йорк Таймс», он ненавидел летать и никогда не читал ни Хемингуэя, ни Фицджеральда, ни Джойса, ни Кафку. «Я чужак в литературе двадцатого века», — написал он однажды.
«Айзек, — сказал я, — тебе самое место в книге рекордов Гиннеса».
А он ответил: «Чтобы быть увековеченным рядом с петухом по кличке Чудак, который весил десять килограмм и убил двух кошек?»
Я спросил, пишет ли он что-нибудь, и он ответил: «Постоянно! Рай был бы адом для меня, если бы я не мог писать все время. И Земля была бы адом, если бы не возможность писать все время. Сам ад был бы терпим, если бы я мог писать все время».
«Слава Богу, что ада нет», — сказал я.
«Приятно было поболтать, — сказал он, — но мне пора за работу над шеститомным исследованием земных предрассудков относительно загробной жизни».
«А я бы с удовольствием поспал», — сказал я.
«Говоришь, как настоящий гуманист», — заметил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
«Последний вопрос, — попросил я. — Что заставляет тебя так много писать?»
Айзек Азимов ответил одним словом: «Бегство».