JК
Дата Туташхиа. Книга 2 :: Амирэджиби Чабуа
Страница: 159 из 275Так, верно, во всех великих творениях, я только не думал обо всех.
– Нет, ты думал,– горячо сказала Нано. – И все увидел глубоко, как есть на самом деле.
– Все это прекрасно,– объявил Каричашвили. – Но кто же станет делать дело, если мы будем говорить до рассвета. Нано, теперь твой черед. И следующий тост пьем двумя чашами, а то Арчил и Ерванд вышвырнут нас отсюда как трезвенников.
– Не потому ли тебя в последнее время все чаще называют бывшим артистом, что ты целиком посвятил себя другому искусству, нашему застольному грузинскому? – пробурчал Сандро Каридзе.
– Я художник, Сандро,– с огорчением ответил Каричашвbли. – Когда я был молод, меня увлекла сцена и шквал аплодисментов. Но разве я знал свой жребий, разве понимал, что такое высокое искусство!
– А теперь ты понимаешь?! – усмехнулся Каридзе.
– Теперь понимаю! – сказал Каричашвили. – Высокое искусство, Сандро, это – совесть. Я не имею права играть плоско! Это прежде всего. И я не имею права лгать людям. Лгать соотечественникам, сбитым с истинного пути трагедией их истории, толкать их в яму... Поэтому я играю не всё... Уж год, как репетирую новую роль. Может быть, на это уйдет еще год. Не знаю... Но выйду на сцену только тогда, когда смогу показать то, что возвышает душу. И если по глазам зрителей я пойму, что достиг своей цели, то слушать аплодисменты в театре останешься ты, а я побегу сюда, чтобы выпить вина и поговорить с Гоги и Ервандом о грузинской борьбе.
– Нет, ты думал,– горячо сказала Нано. – И все увидел глубоко, как есть на самом деле.
– Все это прекрасно,– объявил Каричашвили. – Но кто же станет делать дело, если мы будем говорить до рассвета. Нано, теперь твой черед. И следующий тост пьем двумя чашами, а то Арчил и Ерванд вышвырнут нас отсюда как трезвенников.
– Не потому ли тебя в последнее время все чаще называют бывшим артистом, что ты целиком посвятил себя другому искусству, нашему застольному грузинскому? – пробурчал Сандро Каридзе.
– Я художник, Сандро,– с огорчением ответил Каричашвbли. – Когда я был молод, меня увлекла сцена и шквал аплодисментов. Но разве я знал свой жребий, разве понимал, что такое высокое искусство!
– А теперь ты понимаешь?! – усмехнулся Каридзе.
– Теперь понимаю! – сказал Каричашвили. – Высокое искусство, Сандро, это – совесть. Я не имею права играть плоско! Это прежде всего. И я не имею права лгать людям. Лгать соотечественникам, сбитым с истинного пути трагедией их истории, толкать их в яму... Поэтому я играю не всё... Уж год, как репетирую новую роль. Может быть, на это уйдет еще год. Не знаю... Но выйду на сцену только тогда, когда смогу показать то, что возвышает душу. И если по глазам зрителей я пойму, что достиг своей цели, то слушать аплодисменты в театре останешься ты, а я побегу сюда, чтобы выпить вина и поговорить с Гоги и Ервандом о грузинской борьбе.