Дата моей смерти   ::   Юденич Марина

Пухлые и неизменнорумяные щеки Муси, сейчас опали и приобрели какой-то неестественно серо-желтый оттенок. Сквозь тонкую кожу, кроме того, проступили, как мелкие червячки — синюшные прожилки, от чего щеки Мучи сразу стали казаться старческими. Глаза обметали глубокие, густо-синие тени, словно она вдруг решила неумело употребить косметику, чего не делала никогда, и в итоге — достигал прямо противоположного эффекта, если, разумеется, по доброй воле не пожелала придать себе вид человека, перенесшего долгий и тяжкий недуг, а вид у нее был именно такой. Но сами глаза! Небольшие, и никогда не отличавшие особой выразительностью, сейчас они горели каким-то внутренним нездоровым огнем и даже лучились, подернутые пленкой постоянно набегающих слез или какой-то странной, но тоже болезненной поволокой.

— Все, — сказала Муся. И короткое слово упало в пространство тяжело и гулко, как большой круглый камень брошенный в темную бесконечность водного потока. — Они еще догуливают на поминках, но наблюдать это я не в состоянии.

Когда я уезжала, уже рассказывали анекдоты, сейчас, наверное, поют. Потом поедут продолжать к кому-ни — будь домой. Слава Богу, меня отпустили дня на три, а, если потребуется и — и больше. Отдохнуть после всего. Слава Богу! Я ничего этого, и завтрашнего похмелья перед операциями, уже не увижу.

— Мусенька! — сказала я, вложив в голос всю нежность, на которую была способна.