Страница:
20 из 24
Дьяконицу тотчас же узнали прачка и горничная старой барыни и тотчас же обступили ее с расспросами, сняли с нее котомку и усадили за стол, предлагая ей закусить. Тихоновна между тем, перекрестившись на образа и поздоровавшись со всеми, стояла у двери, ожидая привета. У самой двери, у первого окна сидел старик и шил сапоги.
- Садись, бабушка, что стоишь. Садись вот тут, котомку-то сними, - сказал он.
- И так не повернешься, куда садиться-то. Проводи ее в черную избу, отозвалась какая-то женщина.
- Вот так мадам от Шальме, - сказал молодой лакей, указывая на петушков на спине чупруна Тихоновны, - и чулочки-то и башмачки!
Он показывал на ее онучи и лапти - обновки для Москвы.
- Тебе бы, Параша, такие-то.
- А в черную, так в черную; пойдем, я тебя провожу. - И старик, воткнув шило, встал; но, увидав девчонку, крикнул ей, чтобы она провела старушку в черную избу.
Тихоновна не только не обратила внимания на то, что говорили вокруг нее и про нее, но не видела и не слыхала. Она, с тех пор как вышла из дому, была проникнута чувством необходимости потрудиться для бога и другим чувством - она сама не знала, когда западшим ей в душу - необходимости подать прошение. Уходя из чистой избы людской, она подошла к дьяконице и сказала, кланяясь: - Об деле-то о моем, матушка Парамоновна, ты не забудь, ради Христа. Спроси, нет ли человечка.
- А это чего старухе надо?
- Да вот обида есть, прошение ей люди присоветовали царю подать.
- Прямо к царю ее и весть, - сказал шутник-лакей.
- Э, дура, вот дура-то неотесанная, - сказал старик сапожник.
|< Пред. 18 19 20 21 22 След. >|