Дело Артамоновых   ::   Горький Максим

Вокруг них, над ними непроницаемо чёрная тьма, они даже глаз друг друга не видят и говорят беззвучным шёпотом. Пахнет сеном, берёзовыми вениками, из погреба поднимается сыроватый, приятный холодок. Тяжёлая, точно из свинца литая, тишина облила городишко; иногда пробежит крыса, попищат мышата, да ежечасно на колокольне у Николы подбитый колокол бросает в тьму унылые, болезненно дрожащие звуки.

- Экая ты дородная! - восхищается Артамонов, поглаживая горячее и пышное тело женщины. - Экая мощная! Что ж ты родила мало?

- Кроме Натальи - двое было, слабенькие, померли.

- Значит - муж был плох...

- Не поверишь, - шепчет она, - я ведь до тебя и не знала, какова есть любовь. Бабы, подруги, бывало, рассказывают, а я - не верю, думаю: врут со стыда! Ведь, кроме стыда, я и не знала ничего от мужа-то, как на плаху ложилась на постель. Молюсь богу: заснул бы, не трогал бы! Хороший был человек, тихий, умный, а таланта на любовь бог ему не дал...

Её рассказ и возбуждает и удивляет Артамонова, крепко поглаживая пышные груди её, он ворчит:

- Вот как бывает, а я и не знал, думал: всякий мужик бабе сладок.

Он чувствует себя сильнее и умнее рядом с этой женщиной, днём - всегда ровной, спокойной, разумной хозяйкой, которую город уважает за ум её и грамотность. Однажды, растроганный её девичьими ласками, он сказал:

- Я понимаю, на что ты пошла. Зря мы детей женили, надо было мне с тобой обвенчаться...

- Дети у тебя - хорошие, они и узнают про нас, - не беда, а вот если город узнает...

Она вздрогнула всем телом.