Дело Артамоновых   ::   Горький Максим

- Ой ли?

Он схватил святцы, взглянул и по-детски обрадовался:

- Веди к дочери!

Положив на грудь снохи серьги с рубинами и пять червонцев, он кричал:

- Получи! Хоть и не парня родила, а - хорошо!

И спрашивал Петра:

- Ну, что, рыба-сом, рад? Я, когда ты родился, рад был!

Пётр пугливо смотрел в бескровное, измученное, почти незнакомое лицо жены; её усталые глаза провалились в чёрные ямы и смотрели оттуда на людей и вещи, как бы вспоминая давно забытое; медленными движениями языка она облизывала искусанные губы.

- Что она молчит? - спросил он тёщу.

- Накричалась, - объяснила Ульяна, выталкивая его из комнаты.

Двое суток, день и ночь слушал он вопли жены и сначала жалел её, боялся, что она умрёт, а потом, оглушённый её криками, отупев от суеты в доме, устал и бояться и жалеть. Он старался только уйти куда-нибудь подальше, куда не достигал бы вой жены, но спрятаться от этого не удавалось, визг звучал где-то внутри головы его, возбуждая необыкновенные мысли. И всюду, куда бы он ни шёл, он видел Никиту с топором или железной лопатой в руках, горбун что-то рубил, тесал, рыл ямы, бежал куда-то бесшумным бегом крота, казалось - он бегает по кругу, оттого и встречается везде.

- Не разродится, пожалуй, - сказал Пётр брату, - горбун, всадив лопату в песок, спросил:

- Что повитуха говорит?

- Утешает. Обещает. Ты что дрожишь?

- Зубы болят.

Вечером, в день родов, сидя на крыльце дома с Никитой и Тихоном, он рассказал, задумчиво улыбаясь:

- Тёща положила мне на руки ребёнка-то, а я с радости и веса не почувствовал, чуть к потолку не подбросил дочь. Трудно понять: из-за такой малости, а какая тяжёлая мука...

Почёсывая скулу, Тихон Вялов сказал спокойно, как всегда говорил:

- Все человечьи муки из-за малости.