JК
Демидовы :: Федоров Евгений
Страница: 51 из 94Вот оно что! Да закрой хлебало, не то ворона влетит…
Туляк бросил узловатый жезл к наковальне и крикнул:
— Айда, ребята, в кружало царское! Всех за свой кошт угощаю…
Преображенцы шумной ватагой повалили за Акинфкой. Пучеглазый подошел к Акинфке, схватил его за руки. Глянув друг другу в глаза, оба дружно обнялись и расцеловались.
— Ну, брат, спасибо за коня. Случись, не забуду твоей услуги.
— Видать, коней крепко любишь? — полюбопытствовал Акинфка.
— Люблю, — сознался Преображенец, легко взлетел на коня и махнул треуголкой. — Прощай, друг!
Он поскакал по дороге к заставе.
К Акинфке прижался плечом детина в косую сажень, усы, как у запечного таракана; солдат повел ими и, горячо дыша, спросил:
— А знаешь, кто это был?
— Известно кто, — уверенно откликнулся Акинфка. — Преображенец.
— Да то не все. — Солдат прокашлялся. — То был царский денщик. Чуешь? Сашка Меншиков.
— Ну! — Теперь и Акинфка разинул рот. — Эх, тетеря ты! Што ж ты мне ране не сказал? Нужный человек он мне!.. Ну да ничо, еще свидимся. Веди в кружало!
Акинфка с преображенцами повернул к царевым кабакам.
На Балчуге, в царевом кабаке, шумно, сумеречно. Сам кабак на острог похож: просторная закопченная изба огорожена дубовым тыном. К избе прилажена клеть с приклетом, под ними погреб. На дворе у дубовой колоды цепь с ошейниками: на нее сажали буйных питухов, пока не очухаются от блаженного морока. В кабаке на почерневшей стене висел сальный светец, от людского дыхания колыхалось пламя.
Туляк бросил узловатый жезл к наковальне и крикнул:
— Айда, ребята, в кружало царское! Всех за свой кошт угощаю…
Преображенцы шумной ватагой повалили за Акинфкой. Пучеглазый подошел к Акинфке, схватил его за руки. Глянув друг другу в глаза, оба дружно обнялись и расцеловались.
— Ну, брат, спасибо за коня. Случись, не забуду твоей услуги.
— Видать, коней крепко любишь? — полюбопытствовал Акинфка.
— Люблю, — сознался Преображенец, легко взлетел на коня и махнул треуголкой. — Прощай, друг!
Он поскакал по дороге к заставе.
К Акинфке прижался плечом детина в косую сажень, усы, как у запечного таракана; солдат повел ими и, горячо дыша, спросил:
— А знаешь, кто это был?
— Известно кто, — уверенно откликнулся Акинфка. — Преображенец.
— Да то не все. — Солдат прокашлялся. — То был царский денщик. Чуешь? Сашка Меншиков.
— Ну! — Теперь и Акинфка разинул рот. — Эх, тетеря ты! Што ж ты мне ране не сказал? Нужный человек он мне!.. Ну да ничо, еще свидимся. Веди в кружало!
Акинфка с преображенцами повернул к царевым кабакам.
На Балчуге, в царевом кабаке, шумно, сумеречно. Сам кабак на острог похож: просторная закопченная изба огорожена дубовым тыном. К избе прилажена клеть с приклетом, под ними погреб. На дворе у дубовой колоды цепь с ошейниками: на нее сажали буйных питухов, пока не очухаются от блаженного морока. В кабаке на почерневшей стене висел сальный светец, от людского дыхания колыхалось пламя.